Когда колонна тронулась, он связался по рации с Бертуччи.

– Привет, Сэм.

– Здравия желаю, сэр. Давно не виделись?

– Этот твой толмач, он что, был ранен в правую ногу?

– В каком смысле?

– Он заметно припадает на правую ногу, как будто старая рана. Это так?

– Насколько мне известно, он никогда не был ранен в ногу.

– Может быть, ломал ее в детстве? Такое случается.

– Я спрошу…

Последовала пауза, после которой Бертуччи уверенно ответил:

– Он никогда не ломал, не вывихивал и никак не повреждал правую ногу.

– Спасибо, командир.

– А что это значит, сэр?

– Ничего, Сэм, просто мы с ребятами поспорили.

– А могу я узнать о предмете спора?

– Нет, ты не поймешь.

Колонна снова тронулась в путь, Веллингтон посасывал алкоголь, а Шойбле жевал украденную на кухне Бертуччи конфету.

– Однажды мы с Джеком ходили на городскую дискотеку, – неожиданно вспомнил Хирш.

– И что? – быстро откликнулся Веллингтон.

– Все закончилось перестрелкой.

– И к чему ты это, лейтенант?

– Вам нужно бросать пить, сэр, вы к этому готовы, но боитесь себе признаться.

– Так, лейтенант! И ты туда же? Если эти инсинуации сейчас же не прекратятся, я буду вынужден свернуть операцию и мы вернемся на свои изначальные позиции, – заявил Веллингтон.

Возникла пауза, в течение которой был слышен лишь скрип педали газа и шуршание гидроусилителя руля, а затем Джек сказал:

– И все из-за фляжки спиртного.

Он подождал реакции Веллингтона, но поначалу полковник никак не отреагировал.

– Я понял, – спустя минуту сказал он. – Вы сговорились донимать меня ради развлечения, правильно?

– Правильно, полковник, даже странно, что вы так быстро догадались, – не скрывая издевки, сообщил Шойбле.

– То есть я ошибаюсь?

– Допейте уже свою фляжку, сэр, – предложил Джек и стал смотреть в окно на мелькавшие кусты.

Веллингтон с готовностью последовал его совету, и в машине снова воцарился покой.

Скоро они подъехали к третьей – последней, по словам Бертуччи, деревне на холмах, после которой их ожидала накатанная дорога до самого города.

Когда колонна в третий раз остановилась среди каменных домов, из головной машины выскочил солдат и побежал к стоявшему ближе других дому. Спустя пару минут он вышел в сопровождении человека в длинном одеянии из грубого домотканого холста и в такой же шапочке. У него была небольшая борода, а ладони, как в знак смирения, он держал сложенными на груди.

– Надеюсь, это последняя остановка, – вздохнул Шойбле. – То ли дело раньше были дела – прыгнул с геликоптера, победил или проиграл, снова в транспорт, и домой.

– Это ты как-то слишком просто все изобразил, – заметил Хирш.

– Не просто, а схематично. Но в основном правильно или нет?

– Если схематично, то правильно. В основном.

Между тем переговорщик уже подошел к машине и встал у распахнутого окна, что-то говоря сидящим внутри. Потом заговорил бородатый абориген, и еще двое бойцов выбрались из джипа.

Они вступили с бородатым в разговор, а он стал им кивать и улыбаться.

Из дома появились еще двое – практически близнецы бородатого, в таких же хламидах, шапочках и со сложенными на груди руками. Они направились к колонне, радостно улыбаясь и кланяясь на ходу. Подойдя ко второму джипу, они завели разговор с сидящими внутри солдатами – и вскоре те вышли из машины, улыбаясь бородатым «близнецам» и тоже кланяясь.

– Эй, начальник, выходи! – крикнул какой-то из местных, стуча в стекло со стороны Веллингтона. Полковник сейчас же спрятал фляжку и приоткрыл дверь.

– Здравствуй, дорогой! – нараспев произнес невесть откуда появившийся бородач. – Я расскажу тебе все, что знаю, а ты будешь мне благодарен…

– Эй, начальник, выходи! – начали стучать в окно Хирша и почти одновременно со стороны Шойбле.

Каким-то образом бородачи незаметно подобрались к колонне, должно быть, выскочив из укрытий, чтобы вот так сразу подойти и сказать: «Начальник, выходи!»

Джеку это совсем не нравилось. Эти улыбки, однообразные приветствия, фразы с одинаковыми интонациями, короткими, как кодировочные группы. А еще ему не нравилось то беспрекословное следование их просьбам, которое он увидел со стороны упрямого Шойбле, разумного Хирша и совершенно непредсказуемого Веллингтона. Теперь все эти люди стояли снаружи и выслушивали какие-то странные речи на совершенно непонятном языке, хотя отдельные слова Джек понимал.