Она встала из-за стола и подошла к окну. Дождь по-прежнему барабанил в стекло. За ее спиной скрипнул стул: Ник приблизился к ней и обнял за талию. Как же рядом с ним хорошо! И не хочется ничего доказывать, мучиться самой и переживать за него…

– Так темно, будто уже ночь, – Кристина словно говорила не о погоде за окном, а о своем внутреннем состоянии. – Ни одного огонька не видно… Так мрачно… Тебе не кажется?

– Мне все равно, что там творится, за окном, и вообще где бы то ни было. Я даже не вглядываюсь. Просто смотрю на твое отражение, – прошелестел печальный голос у ее виска и тихо добавил после паузы: – Запоминаю.

– Ник!

Его слова разрывали ей сердце. Кристина откинула голову назад, прислонившись к его широкой груди, и опять замолчала.

Сжав руки на ее талии сильнее, Ник прошептал:

– Кристи, не уезжай, я очень тебя прошу. Это… это будет… Мне нельзя без тебя. Теперь нельзя.

Кристина заставила себя выскользнуть из его объятий и повернулась к нему, но Ник не отпускал ее руки.

– Скажи, что ты не поедешь. Пожалуйста! Я не представляю, как смогу пережить эти четырнадцать дней.

В голосе Ника прорезалась неведомая до этого боль. Кристине очень хотелось его утешить, но она не знала, как.

– Я не могу! Не могу отказаться! Пойми! Хочешь, я каждый день буду тебе звонить?

Ник усмехнулся, и Кристина, наконец, поняла, почему ее пробирает до дрожи от его усмешки: она не касалась глаз. Кривились губы, а глаза оставались измученными и больными. Разве так можно смеяться?

– Могу я тебя кое о чем попросить, Кристи?

– Конечно!

– Обещай мне одну вещь…

– Все, что угодно!

– Зря ты так сказала.

Еще одна дьявольская усмешка. Несмотря на то, что сейчас Ник стоял спиной к проклятой красной лампе, которая действовала Кристине на нервы, лицо его словно озарилось на миг каким-то адским пламенем. Всего на миг, но этого хватило, чтобы она почувствовала страх.

О чем он попросит?

Кристина насторожилась, но было уже поздно.

– Пожалуйста, не звони мне из Миннеаполиса.

– Что?

Она не верила своим ушам: Ник просил, нет, требовал, чтобы она добровольно отказалась от единственной связующей нити между ними, чтобы перекрыла кислород себе и ему, но зачем? Ради чего?

– Не нужно мне оттуда звонить, – повторил Ник тихо и твердо, и Кристина поняла, что не ослышалась.

– Ник, это нечестно!

Она выдернула свои пальцы из его рук и сжала кулаки. Сколько еще подобных усмешек ей придется сегодня вынести?

– Кристи, ты пообещала, – напомнил Ник.

– Да, но… зачем ты так?

– Я понимаю, звучит дико, но не нужно звонить. От этого будет еще… больнее.

Кристина обнаружила, что если смотреть в потолок и стараться не мигать, можно справиться с подступившими слезами. Надолго ли – неизвестно, но пока у нее получалось.

– Я бы очень хотела остаться, но ты пойми, все уже решено и ничего не изменишь. Я обещала отцу.

Ник отстранил ее и шагнул в строну. Кристине тут же стало холодно, а когда она взглянула на него, ощущение холода усилилось. Ник сцепил руки на груди и прислонился спиной к книжному шкафу.

– Пожалуйста, ты должен меня понять!

Кристина умоляюще посмотрела на его точеный профиль. По красивым губам скользнула тень ироничной усмешки. Скользнула – и тут же пропала.

– Я? – спросил Ник.

Светлая бровь изогнулась, и Кристина поняла, что усмешка ей вовсе не показалась.

– Это я должен тебя понять?

– Ник, пойми хотя бы ты… Я с ума сойду, пытаясь объяснить всем вокруг, маме, отцу, тебе…

– Что ты пытаешь объяснить, Кристи? – Ник повернулся к ней, и, замерев под его тяжелым взглядом, она вмиг растеряла все аргументы.

– Я не знаю… – беспомощно пролепетала она.

– В этом все и дело, – отчеканил Вуд. – Если не знаешь ты, что должен, по-твоему, понять я?

Он помолчал.

– Мне кажется, что единственный человек, который во всей этой затее ничего не понимает: ни смысла, ни цели, ни последствий, – это ты сама.

– Зачем ты так…

Он покачал головой.

– Я лишь пытаюсь тебе объяснить то, что не можешь объяснить себе ты.

– Ладно. И что это в таком случае я не могу себе объяснить?

– Твои родители прекрасно представляют себе цель вашей поездки. Я – ее последствия. А ты…

Ник вдруг нехорошо улыбнулся, и Кристина спросила: