И, слегка нерешительно, они всё-таки пересекли границу Мёртвого Леса.

Гирда дала им весьма чёткие указания касательно того, где им следует искать кинжал. Да и заблудится тут было весьма сложно...

Но Сигвальд, ещё по старой памяти, ставил на деревьях зарубки. Так его учил вести себя в лесу покойный ныне отец.

Путь по лесу был малоприятным. Вездесущая гарь, холод, пробирающий до самых костей, и постоянные жалобы Торвальда делали своё дело.

Рорик то и дело останавливал их небольшой отряд и несколько минут молча стоял, словно прислушиваясь к чему-то... Ну или сверяясь со своим внутренним компасом, который, за долгие годы путешествий по миру, у него просто обязан был появиться.

Несколько часов они шли, пробираясь между обгорелых деревьев. Несколько часов...

– Рорик! – Сигвальду это уже изрядно поднадоело – Мне казалось или на карте этот лес выглядел как несколько грёбанных деревьев? Даже учитывая мастерство ваших картографов, я думаю мы уже раза три должны были этот лес пройти насквозь.

Северянин остановился и осторожно положил руку на ближайшее дерево.

– Ты что, забыл где находишься? – Рорик устало взглянул на друга. – Он путает меня, сбивает с пути...

– Кто? – удивился Сигвальд.

– Лес.

Расспросы и объяснения не потребовались.

Сигвальд молчаливо решил, что Рорик обожрался своих порошков, а Рорик...

Рорик пытался заглушить девичий смех, который звучал то с одной стороны леса, то с другой.

Он знал чей это смех.

Ночь наступила рано.

Трое друзей, решив не рыскать в потёмках разбили небольшой лагерь. Все-таки в таком месте ночь лучше проводить греясь у костра с кружечкой чего-нибудь горячего в руках.

– Так-так. Погоди – Сигвальд помешивал нечто, булькающее в котелке. Он то конечно знал, что это самая обыкновенная похлёбка, но вот Торвальд с Рориком с весьма большим сомнением относились к такому кушанью.

– Так значит тебя прозвали «Чёрный»? Рорик Чёрный?

Рорик улыбнулся.

– А ты не заметил, что северяне имеют весьма своеобразный юмор? Прозвать альбиноса «Чёрным» это ещё не самое страшное...

– Да-да, про Фарлака Снежинку я уже слышал.

Рорик удивлённо посмотрел на Сигвальда.

– Неужто?

– Я ведь теперь северянин – с шутливой горделивостью ответил тот – а какой северянин не знает...

Невдалеке раздался волчий вой. Сигвальд замолк на полуслове.

– Рорик... – негромко подал голос Тор – мне почему-то казалось, что в Мёртвом – на этом слове он сделал ударение – Лесу нет и не должно быть зверей.

– На ночь оставим часового – Рорика это все казалось не очень то обеспокоило, он взял свою миску и наложив туда немного похлёбки принялся ужинать.

Разумеется первую вахту пришлось нести Сигвальду.

Когда его друзья улеглись спать он, замотавшись в плащ, уселся на огромную корягу, которая лежала недалеко от костра.

Полная луна давала достаточно света, так что имперцу не составляло особого труда осматривать ближайшие окрестности. Он внимательно смотрел в глубь леса, стараясь выловить в ночной темноте силуэт волка...

Сигвальд сидел так уже больше часа, отчаянно борясь со сном, но тот медленно отвоёвывал позиции. Глаза медленно закрывались...

Еле слышный смех.

– Что за мать твою?! – Он резко подскочил на ноги, выхватив меч.

Костёр горел так же ярко но никого не было видно поблизости... Показалось может?

Он ещё раз осмотрелся по сторонам но так и не увидев ничего тревожного, снова хотел усесться на свою корягу но тут Сигвальд понял, что в их лагере кое-что все-таки изменилось.

– Мать твою!

Рорик и Тор исчезли.

– Так... Так... – сердце бешенно колотилось. Разом начали вспоминаться все байки, которые ему травил Торвальд по пути сюда. Все эти грёбанные истории о Мёртвом Лесе...

Снова далёкий смех. Но на этот раз было что-то ещё...

Алькар!

На секунду он даже забыл как надо дышать. Кто-то звал его по имени. Старому имени.

– Алькар! – уже более отчётливо услышал он. Это был женский голос. Такой знакомый голос...

– Любимый... – Его жена. Она стояла между деревьев...

Точно такая, какой он её запомнил. Итара стояла прикоснувшись рукой к чёрному как смоль дереву и смотрела на него.

– Алькар... Почему ты оставил нас? – Слова любимой словно ледяные когти впивались в его сердце.