— Если позволите, и я присоединяюсь к вашей клятве.

— Выходит, я остался в одиночестве? — улыбнулся Бенджамен. — Ну, что ж, буду с вами солидарен, а бутылку эту мы припрячем и разопьём вместе в день победы.

Три рюмки так и остались на столе нетронутыми.

Время приближалось к полуночи.

Покачиваясь на рослом упитанном муле, доктор Решид распутывал бесконечный клубок мыслей. Он рисовал в воображении предстоящую встречу с Халедом, потом разговаривал с Малике: в чём-то оправдывался, в чём-то убеждал девушку; потом вдруг перед мысленным взором возник генерал Ришелье, он явственно услышал произнесённые с упрёком слова: «Даже сокол, лишённый крыльев, не может взлететь, а я, если хотите знать, намерен дать вам настоящие крылья».

Решид потряс головой, отгоняя неприятное видение, и посмотрел по сторонам. Во главе маленького каравана, напевая себе под нос, покачивался в седле капитан Ферхат. Его крупная фигура при свете луны казалась ещё внушительнее.

Где-то вверху послышался ровный рокот самолёта. Возникнув как-то вдруг, он, однако, не приближался, а удалялся, и снова тишину нарушал только цокот копыт по каменистой дороге да мягкое мурлыкание капитана Ферхата.

Глядя на полную луну, доктор вспомнил такие же лунные вечера, проведённые вдвоём с Малике, — чтение стихов, разговоры. Его часто поражала тонкость чувств этой прелестной девушки, её порывистость, непосредственность, какое-то неповторимое изящество. Весь её облик, огромные доверчивые глаза на худощавом лице и даже свойство Малике вдруг дурнеть вызывали в нём нежность и желание защитить её от чего-то, уберечь. И в то же время Решид плохо представлял себе их совместную жизнь. Он привык любоваться девушкой, но сможет ли он жить с нею — делить все невзгоды и радости жизни, поймёт ли она его до конца, этого он не знал. Да и что скрывать, Решида тревожила семья Малике. Он отлично понимал, что, женившись на Малике, свяжет свою судьбу не только с нею, но и с её родителями, а эти родители, особенно Абдылхафид, вылеплены совсем из другого теста. Да и захочет ли он ещё?.. Ох! — доктор Решид будто очнулся, — нашёл время думать о женитьбе!.. Он огляделся. Особенная, дикая красота природы, с разлитым повсюду ровным серебрящимся лунным светом поразила его.

Тропа, что петляла меж низкорослых деревьев, постепенно поднимаясь вверх, вдруг резко пошла под уклон. Ферхат спрыгнул с седла, подбежал к доктору Решиду.

— Не беспокойтесь, са'аб доктор. Здесь небольшой спуск. Я сам придержу вашего мула.

Доктор впервые в жизни ехал верхом на муле, а тут ещё ночь и горы… С непривычки у него одеревенели мускулы, всё тело ныло. С каким удовольствием слез бы он с седла и прошёлся пешком, чтобы чуточку размяться! Ферхат словно угадал его состояние. Он приостановил мула.

— Не сделать ли нам небольшой привал, са'аб доктор? Ровно половину дороги одолели.

Решид с радостью согласился и быстро спрыгнул на землю. Ноги не слушались, особенно правую свело, земля под ним качнулась, и он, с трудом удержав равновесие, виновато улыбнулся.

— Уже и ноги не слушаются… Во всяком деле, оказывается, привычка нужна.

— Точно, са'аб доктор, — серьёзно подтвердил капитан. — Вот я сам… — И начал рассказывать, как впервые проделал длинный путь верхом на муле, да и мул ещё норовистый попался.

Доктор вежливо улыбался, массируя затёкшую ногу. А тем временем муджахиды [15] проворно расстелили на земле палас. Выезжая в дорогу, они прихватили с собой большой термос с кипятком — сейчас прямо в термосе заварили чай.

Попивая обжигающий душистый напиток и всем телом ощущая блаженное состояние неподвижности, доктор расспрашивал Ферхата о его прошлом — как-то незаметно для себя проникся дружеским доверием к капитану.

Ферхат охотно рассказал, что родился и вырос и Тлемсене, около семи лет проработал на автомобильном заводе «Рено» под Парижем. В пятьдесят шестом году его арестовали за связь с алжирскими революционерами. Через два года он бежал из заключения, через Италию пробрался в Тунис, а оттуда — в Алжир.

— В общем, послужили мы Франции верой и правдой, — закончил он свой рассказ. — Работали на неё, проливали за неё кровь в Индокитае. А что она дала нам взамен?

Доктор промолчал.

Один из муджахидов засмеялся:

— Что нам дала Франция? Могу ответить: познакомила с весёлыми девочками со Страсбур-Сен-Дени [16] . А это чего-нибудь да стоит!

Бойцы одобрительно захохотали. Капитан Ферхат обернулся.

— Верно говоришь, Махрус! Публичные дома, тюрьмы, казармы — вот что дала нам Франция!

Доктор снова промолчал. Он опасался, что разговор, который в равной мере и привлекал и пугал его, может затянуться надолго. Допив из кружки остывший чай, он спросил:

— Ночью на эту сторону гор французы не переходят?

— Какой там ночью! — воскликнул капитан Ферхат, догадавшийся, что доктор умышленно избегает разговора о политике. — Они и среди бела дня не осмеливаются сунуть сюда нос! А мы по ночам даже на окраинах города бываем. День — их, ночь — наша. Едва взойдёт солнце, налетят их самолёты, бомбить начнут, стрелять… Они-то и не дают нам развернуться, иначе мы бы французов вообще из города не выпускали. Вот однажды было…

Капитан, с удовольствием останавливаясь на подробностях, стал рассказывать, как недавно партизаны окружили большой отряд французских войск, которому удалось прорваться с большими потерями. А доктор слушал и ловил момент, чтобы предложить трогать дальше.

Наконец капитан закончил свой рассказ. Решид тут же вскочил.

— Пора, пожалуй?

Муджахиды восприняли его слова как команду и стали подниматься.

Через несколько минут маленький караван снова двинулся в путь.