Время шло, а из всех имён и фамилий, тысячу раз процеженных ею, первыми мелькали имена двух самых верных подружек: Марии Дементьевой и Марин Лузгиной, которым она могла открыться без риска провалить дело, так как очень хорошо знала их и доверяла им как самой себе.

«Надо поговорить с ними», — думала Фруза и всё откладывала. Сомнений в девушках у неё не было: сдерживало волнение, которое последнее время не покидало её. Она собиралась посоветоваться с матерью и отцом, веря, что они поймут её и верно подскажут, как поступить, но даже на это она не могла решиться. Ей хотелось самой проверить свою способность принимать правильные решения. Она мысленно говорила себе: «Спокойнее и осторожнее».

Помог ей брат, Николай. Однажды ночью он пришёл из леса и условным стуком в окно дал о себе знать. Как и в предыдущие ночи, Фруза долго не могла заснуть. Услышав стук и догадавшись, кто это, она быстро встала, надела платье и босиком, чтобы не разбудить спящих отца и мать, неслышно ступая по прохладным половицам, прошла через горницу в сени. У наружной двери остановилась, прислушалась. С улицы повторился всё тот же условный стук. Так мог стучать только Николай— часто два раза и с промежутками — три. Фруза прижалась щекой к двери, негромко спросила:

— Кто там?

— Я, Николай.

Фруза открыла дверь, кинулась брату на шею и крепко стиснула его руками.

— Коля, милый. Как хорошо, что ты пришёл.

— Я ненадолго, — поцеловав сестру в щёку, сказал Николай. — Как дела?

— Спокойно.

В сенях он снял сапоги, прошёл в избу.

Фруза зажгла лампу, плотно зашторила окно и взглянула на брата. Он сидел с закрытыми глазами на табуретке, устало вытянув ноги и запрокинув голову к стене.

— Какой ты взрослый стал, — сказала Фруза. — Зарос весь. Устал?

— Ничего. Пройдёт, — ответил Николай. — Пришлось попетлять лишнее по лесу для безопасности. Вот ноги и гудят. У вас пожевать чего-нибудь не найдётся?

— Сейчас.

Фруза вышла в сени, принесла ломоть хлеба и молока в крынке.

— Где вы сейчас? — спросила Фруза.

— В Шашенском лесу.

— Трудно, поди?

— Патронов мало. А остальное терпимо.

— Спите-то где? Прямо под дождём?

— Зачем? В землянках. Тепло.

— Немцы не трогают?

— Мы их сами шерстим.

— Страшно?

— Комары жрут с болота. Спасу нет. А так всё по-боевому. В Оболи как?

— Немцев полно. На торфозаводе офицерскую школу устроили. Железнодорожников, каких разыскали, на работу выгнали. Обходчика, старика Езовитова, помнишь?

— Василия Гавриловича? Ну как же.

— Убили его. Он к немцам работать не шёл, всё прикидывался больным. Тело его между путями нашли. Семью из дома выкинули. У него ведь двое сыновей в Красной Армии служат, Ефим и Фёдор.

— Донёс кто-то.

— И я так думаю.

— Ну, а младший его, Илья, где?

— К дядьке перебрался жить. К Ивану Гавриловичу. Он у нас бургомистр теперь.

— Знаем. Ты с его сыновьями поговори, Евгением и Владимиром. Они для твоего дела могут пригодиться.

— Да ты что?

— Верно советую. Ребята они — стоящие. Борис Кириллович наказал передать посмелей начинать.

— С девчатами говорила?

— Нет ещё. Ошибиться боюсь. Наметила побеседовать с Марией Дементьевой и Лузгиной.

— Действуй поактивней. Ты по своей земле ходишь. С Ниной Азолиной войди в контакт.

— Да она в комендатуре служит.

— Знаем. Она по заданию подпольного обкома работает там. Валентину Шашкову можешь привлечь и Федю Слышанкова. Он паренёк горячий, боевой. У него, что попадётся, то не сорвётся. Поговори с ним хорошенько. Он поймёт и будет сдерживать себя.

— Завтра поговорю, — твёрдо сказала Фруза.

— Правильно. Следите за каждым шагам немцев. За каждым составом на железной дороге. Следите, что они перевозят, считайте вагоны. Собирайте патроны, винтовки. Они нам нужнее хлеба.

За тонкой дощатой перегородкой, отделяющей спальню Фрузы от горницы, послышался скрип половиц. Открылась дверь, и в маленькую Фрузину комнату вошла мать. Увидев сына, она кинулась к нему.

— Колюшка, сыночек!

Николай встал и крепко обнял мать.

— Ты только не плачь, мама. Времени нет.

— Не буду, неслух ты мой.

Пришёл и отец. Он поздоровался и, закуривая самосад, сказал:

— Накорми сына, мать.

Николай наотрез отказался от еды.

— Некогда. В другой раз. Ты уж прости, мама. Пора мне.