— Ну да… Плохо. Я злой, когда мне плохо, — развёл руками мальчишка.

В отделении Инга «испарилась», есть она не стала, а Тамара Ивановна на Витькины расспросы отмахнулась. Лишь потом парень краем глаза увидел, что девушка вернулась, чтобы поиграть с Бекиром — маленьким мальчишкой-шкодником, на которого частенько ворчала Тамара.

На полдник была ряженка и три сушки. Такое «обилие» и «разнообразие» яств не шибко обрадовало Виктора, в очередной раз напомнив, что он в больнице, а не на базе отдыха. Солнце как раз перекатилось на запад и теперь освещало столовскую деревянную мебель. На лицах окружающих читалась усталость и одновременно некоторое облегчение от того, что день всё-таки ползёт к своему логическому завершению. Витька лениво вертел несчастные сушки, выкладывая из них на столе простые фигурки. Он не хотел есть. С одной стороны, желудок намекал, что неплохо было бы в него что-нибудь опустить, но с другой — даже мысль о том, что он сейчас возьмёт в рот еду, заставляла парня отвернуться от приторной ряженки и поскорее переключиться на размышления о чём-то ином. Он вышел из-за стола и перебрался ближе к окну. Во дворе больницы широкие ветки деревьев не давали солнечным, пусть даже и вечерним лучам протиснуться к земле. Поэтому аккуратные дорожки внутреннего дворика и старые скамеечки выглядели сырыми, до сих пор не просохшими после дождя. А дождь-то в последний раз был недели две назад. Витька с Ликой тогда забежали в первый попавшийся подъезд и, глядя на стихию через пыльные окна, целовались и долго-долго ржали по поводу и без. После того дня погода перестала злиться и по сей день радует умеренным осенним теплом.

— Прив!

Виктор резко обернулся на голос. Перед ним, задорно улыбаясь, стоял мальчишка — его ровесник — с чёрными, неопрятными волосами, широким носом и хитрыми, точно замышляющими что-то глазами. Витёк сосредоточенно сощурился, пытаясь припомнить, откуда ему так знакомо это лицо.

— Сегодня утром на лестнице виделись. Помнишь меня? — заговорил паренёк первым, не дожидаясь, пока Витя восстановит в памяти картину минувшего утра. — Я, кстати, Дима.

Виктор пожал ему руку.

— Ты вроде ж из хирургии, как сюда попал-то?

— Та, — Дмитрий отмахнулся, сев на деревянный столовский стул. — У нас там малышня одна. Потрындеть вообще не с кем. Меня на днях выписывают, а то, если б ещё неделю так, со скуки бы помер. Ты-то как? Освоился?

Чувствуя непонятную усталость, Витька присел на стул напротив нового знакомого.

— Я? — он подпёр рукой подбородок. — Чуток освоился, если тут вообще можно освоиться. Месяц так не вытерплю.

— Та вытерпишь, куда ты денешься?! Всё нормуль будет, ты держись только. Нос не вешай! — бодро посоветовал Димка.

И батяня, и Дмитрий — все желают не вешать нос, держаться.

Всем так хочется ободрить, но легче от их слов почему-то не становится. Ведь слова эти так банальны, что создаётся впечатление, будто говорятся они для проформы.

— Пошли, я курну, прикроешь меня, — шепнул Дима, с опаской озираясь по сторонам. — Погнали на лестничную клетку.

Ребята одновременно поднялись, задвинув стулья, и, пробираясь меж столами, отправились на выход. Димка по пути не упустил возможности дёрнуть мирно разговаривающую с малышом Ингу за прядь волос.

— На фиг ты её достаешь? — поинтересовался Витька, когда они вышли в холл.

— Та за вредность.

— Инга вредная? Не смеши мои пятки, — рассмеялся Виктор.

— Конечно! С нами общаться не хочет. Видите ли, правильная вся такая: с плохишами не дружит, — кривляясь, объяснил Димка.

— Что, так и говорит?

— Нет, ну не прям так. Просто всем своим видом показывает это. Типа не подходи, а то съем, — Дмитрий на секунду замолчал, будто вспомнив о чём-то невесёлом. — Тут это… с девчонками вообще напряг. Эмма одна нормальная, так её уже Шпала охмурил.

Мальчишки спустились по ступеням на пролёт ниже, и Дима, достав пачку «Бонда», тихо скомандовал: «Стой на шухере».

Витька машинально огляделся по сторонам: кроме детских голосов, долетавших снизу, никого и ничего не было.

— А Шпала — это?.. — поинтересовался он.

— Та длинный чел такой, — Дима довольно затянулся, спрятав зажигалку в карман серых спортивок. — В миру Саня. Из вашего отделения.

— Кажись, я его видел сегодня. А Эмма не чёрненькая такая с модной причей?

— Да-да-да! — энергично закивал Димка. — У ней не только прича модная. Вся она такая типа модная. Эх, Шпала, всё-то ему лучшее досталось.

Витька невольно вспомнил свою Лику. Наверняка она уже узнала всё от его родителей. Сидит, рыдает, что на дискотеку одной идти придётся. Она ведь так долго готовилась к этому дню, костюм подбирала, косметику, копалась в модных журналах, советовалась с подругами.

Если он позвонит справиться, как дела, девушка, наверное, разревётся в трубку. Ликуся это умеет. Лучше было бы, если бы она сама заглянула в больницу — глаза в глаза объясняться легче.

— Пошёл я к себе, а то наш завотделением тот ещё цербер. Всех пасёт, — зло пробормотал Дмитрий, гася сигаретный бычок о стену. — Ваш Станислав — просто золото. Его, кстати, по приколу знаешь как называют? Золушкин! Потому что башмаки велики и он ими хлюпает. Того и гляди, блин, потеряет «туфельку».

Витька заулыбался. Хорошо, если этот усатый Золушкин окажется хорошим врачом, ибо долго находиться в бледно-зелёных больничных стенах парню совершенно не хотелось.

— Ты заходи, если что, — сказал Димка голосом волка из мультфильма «Жил был пёс». — Потрещим о нелёгкой.