Виктор помахал ему, и ребята распрощались на лестничной клетке.

Мальчишка миновал холл, бросив беглый взгляд в окно: город не спеша погружался в вечерние сумерки. И мозг тоже точно куда-то погружался. Болели глаза. Сперва парень полагал, что это от резкого запаха сигаретного дыма, но глаза продолжали болеть и потом, точно кто-то давил на них изнутри черепа. Витя сразу отправился в палату, раздумав уже идти знакомиться со Шпалой и Эммой, и плюхнулся на кровать, даже не сняв кроссовок.

Потолок над головой будто поехал по кругу. Мальчишка заслонил глаза рукой, чтобы остановить дурное ощущение «карусели». От этого мозги, казалось, разболелись ещё сильнее. Виктор потянулся за часами, валявшимися на тумбочке, — скоро обход. Башка затрещала, как неисправная лампочка. Подушка показалась слишком твёрдой, заболела шея.

Виктор пришибленно уставился в потолок. Постепенно боль переползла на лоб, макушку, а затем распространилась и по всей голове, сделав её свинцово-тяжёлой.

— Сейчас Тамара подойдёт, померяет давление. А пока на вот, — Станислав Юрьевич протянул Витьке термометр. — Привыкать придется, а как ты думал? Это не страшно, просто побочные реакции на противовирусную терапию, понимаешь?

— Вроде понимаю, — без энтузиазма сказал Виктор, засовывая градусник под мышку.

На пороге показалась Тамара Ивановна с маленьким металлическим столиком на колёсах. Золушкин перебросился с ней парой непонятных Вите слов, а потом поднялся, и двери бокса выпустили его вместе с великоватыми и хлюпающими туфлями. Тамара выложила на тумбочку маленькую, чуть желтоватую таблетку в прозрачном пакетике.

— Совсем плохо будет — выпьешь, — сказала она. — Давай термометр. Посмотрим, что там набежало.

Витька сперва поглядел сам и, убедившись, что столбец показывает действительно незначительный подъём температуры, передал градусник медсестре. Та только глянула наметанным глазом и, закрыв инструмент в картонный футляр, положила его на передвижной столик…

Давление у мальчишки оказалось тоже слегка подпрыгнувшим. Удивительно, что это «слегка» так сильно повлияло на общее состояние. Он перевернулся на бок, пытаясь найти более удобное положение, чтобы меньше болела голова. Но это не помогло. Тамара Ивановна, собрав тонометр, тихо открыла двери, и её заношенный, серенький от старости медицинский халат, скрылся из виду.

Темнело. Свет Витька включать не стал. Он понял, что на самом деле не чувствует усталости и совершенно не хочет спать, просто головная боль буквально притягивает к подушке, а любые движения заставляют почувствовать себя десятитонной штангой. Теперь мальчишке не хотелось даже смотреть в окно: ни на крыши девятиэтажек, ни на городские огни, ни тем более на звёзды. Он было потянулся за сотовым, чтоб позвонить отцу, спросить, почему они с мамой не приехали, но передумал. Ведь, наверное, мама просто ещё злится… Почему она так уверена, что её сын наркоман? Да, он понимает, что заразиться мог только через кровь, но как? Витька не кололся. Нет, до того, как он попал в больницу, он вообще успел забыть, как выглядят шприцы.

От тяжёлых мыслей голова болела всё сильнее. Из коридора стали доноситься голоса: от высоких девчачьих до басистых мужских, шаги, топот детских ножек. Наверняка народ стекался в столовую — время ужина всё-таки. Но Витя о еде и думать не хотел, не мог даже! Как только он представлял пусть даже самый аппетитный деликатес, вся головная боль как будто скатывалась в живот и парня начинало подташнивать. Витька уткнулся носом в подушку, чтобы даже ненароком не услышать запаха пищи. А за дверью, как назло, загремели кастрюли, залязгали ложки, казалось, если постараться, то можно и чавканье услышать! Не выдержав, Виктор отвернулся к окну. В стекле отражался свет, пробивающийся через щель между стеной и дверью. За ним — тёмное, чёрное, как смола, небо. Чуть дальше, над центром города, небо переходило в другую цветовую гамму, окрашивалось красноватым туманным заревом. Над больницей висело тонкое, как кружево, белое облако. Маленькое, но такое чёткое, что казалось это и не облако вовсе, а громадная летающая тарелка неправильной формы. По углам окна, у рам, собрались сотни крохотных водяных капелек. Значить это могло одно — на улице наконец похолодало и погода всё-таки вспомнила о том, что близится зима.

В отражении Виктор увидел, как светящаяся щель становится всё шире и чья-то тень оказывается у него в боксе. Парень перевернулся, тяжёлой головой пытаясь понять, кто пожаловал. Глаза, уже немного адаптировавшиеся к темноте, распознали тонкий женский силуэт, а ещё через мгновение снежно-белый волос окончательно выдал Ингу.

— Ты чего здесь? — недоумевая, спросил Витя.

— Чай тебе принесла и сухарики с изюмом. Тебя ведь на ужине не было, — девушка отвечала тихо и, судя по интонации, слегка улыбаясь.

— Мне вообще-то хреново, поэтому я и не пришёл, — сиплым голосом пояснил парень, машинально пригладив взъерошившуюся чёлку.

— Станислав Юрьевич сказал, что иногда надо есть через силу, — продолжала Инга всё тем же тоном. Она поставила чашку с блюдцем на тумбочку рядом. — Не бойся, я не стану тебе мешать.

— Подожди, — окликнул он, пытаясь поставить подушку вертикально. Как бы плохо ни было, обижать девушку он больше не хотел. Голова «затрещала», грозя расколоться на миллион частиц. Казалось, сердце перекатилось в черепную коробку и теперь стучит там. — Слушай, сядь, — он плохо соображал и впервые в жизни не знал, с чего начать разговор. — Ты всегда такая правильная?