Полы коридора отсвечивали какими-то древними прозрачными пятнами. Бекир и Лиза, оставив машинки, теперь играли в прятки: мальчик сидел у старой кушетки, таясь за маминой ногой, а Лизавета, стоя у стены, громко считала: «Я иду искать, кто не спрятался, я не виновата!»

Наталья Тарасовна брела вдоль коридора, заглядывая поочерёдно в палаты, — видимо, закликала готовиться к ужину. Приземистый студент-практикант, выйдя из ординаторской, старательно застегнул куртку и пошёл к выходу. В дверях бедолага чуть не столкнулся с большой металлической телегой, на которой повариха везла стряпню на ужин. Завидев это, Витя спешно встал, отряхивая джинсы.

— Пошли места занимать, — сказал он Инге и протянул ей обе руки, чтобы помочь подняться.

На ужин давали отварную картошку с полупрозрачным куриным крылом и сладкий, даже приторный, чай.

— Всё же лучше, чем слипшиеся макароны, — заметил Витька.

Вдруг ему на плечо опустилась чья-то рука.

— Ну что? Можешь меня поздравить, — сказал голос. Витька обернулся: над ним, улыбаясь, возвышался Дима. — Выписываюсь завтра, — добавил счастливчик и, похлопав парня по плечу, направился к выходу.

— Круто! — прокричал вдогонку Витька. Шпала и Эмма присоединились к возгласу из-за соседнего стола.

— Вот человек, из чужого отделения, а стал совсем своим… — протянула грустно Эмка. Виктор тоже вздохнул с лёгкой завистью на душе.

— Да ладно, — успокаивающе сказала Инга. — Оглянуться не успеешь, и твою выписку будем праздновать.

— Ага! С духовым оркестром! — пафосно и как-то даже истерически согласился Витя, показывая руками, насколько широко это будет, да так, что зацепил тарелку и чуть не перевернул её. — Вот… Жаль только, что не скоро.

К ночи облака разбрелись, попрятались за горизонтом. А на чёрное небо Творец, как на полотнище, высыпал горсть звёздных жемчужинок. Витька как раз готовился ко сну: расправил постель, прибрал хлам на тумбочке.

Из памяти телефона удалил старые эсэмэски, с унынием заметив, что новых сегодня никто не прислал. До отбоя оставалось двадцать минут, и он, взяв пакет с грушами, вышел пройтись перед сном.

В отделении было слишком душно, даже жарко. Или просто не по сезону тёплые штаны, согревали лучше, чем надо. Витька понимал, что завтра же нужно будет переступить через все принципы да позвонить отцу, чтобы он принёс лёгкий спортивный костюм.

Золушкин с Тарасовной и ещё трое незнакомых людей горячо что-то обсуждали, то и дело бросая взгляды на запертые двери игровой комнаты. Маленьких детей в коридоре уже почти не было: видать, лежали все давно в постельках и слушали мамины сказки. От этого отделение виделось непривычно тихим, безжизненным, пространство вокруг — белёсо-зелёным, слишком спокойным.

Виктор встретил по пути Ингу.

— Пошли пошляемся? — предложил он, равнодушно глядя вперёд.

Они вышли в холл, где в открытую форточку залетал ночной прохладный сквозняк. Чёрной дырой рядом дремала выложенная коричневым кафелем лестничная площадка. Синеватый неоновый свет ламп точно дрожал, боясь простыть от проникающего в больничные стены воздуха с улицы.

— Город-то как светится, — невзначай сказал Виктор.

Инга спокойно кивнула, наверное, она это уже миллион раз видела. Парень прочертил пальцем на запотевшем стекле неправильную фигуру, похожую на эллипс, а потом сделал на ней несколько штрихов — получилось нечто вроде ряби на воде. На миг он вспомнил дачу Лешкиной бабушки: маленький домик у озера, сад, хоть и бедненький, но свой, ухоженный. Большое кострище на другом берегу, где они жарили шашлыки, и старый сарай, на котором можно было целый день валяться, поедая фрукты. Парень быстро нарисовал домик и пару яблонь рядом.

— Здорово, — глядя с вожделением, прокомментировала Инга.

— А то! Три года парился в художке. — Витя горделиво хмыкнул и с ещё большим рвением стал вырисовывать мелкие листочки на деревьях.

— Почему бросил? — спросила девушка, присев на подоконник.

— Та заколебало, — отмахнулся Витька. — Рисовать научился, а остальное на фиг надо? У меня дела поважнее появились.

— Жалко, — Инга пожала плечами. — Хорошо ведь получается.

— Ну мало ли! У меня и математика в пятом классе получалась. Понимаешь, вся эта живопись, эти выставки в галереях — ну не моё оно. А вот полученные навыки мы с ребятами используем и поныне, но на более клёвую шнягу, на граффити. — Виктор закончил малевать и повернулся к собеседнице. — Набираем баллончиков и айда вечерком к серым заборам.

— Тоже дело, — девчонка посмотрела на рисунок и довольно заулыбалась. — Туда бы сейчас.

— Да сам бы хотел, — лёгким движением Витя пририсовал подымающийся из трубы дымок. — Мы с пацанами так зажигали. Кстати, ждал я их сегодня. Не пришли. Занятые, блин. Хоть бы позвонили.

— Да чего ты? Они просто не хотят тебя расстраивать, напоминать, что они ТАМ, а ты в больнице. Не дуйся на них, — добродушно глядя усталыми, но всё такими же синими глазами, посоветовала девушка.

Виктору хотелось ей поверить, но досада и тоска по друзьям и былой жизни слишком сильно давили на мозги. Он нахмурил брови и опустил взгляд. На пальце, которым он стукнулся о тарелку с картошкой, вырисовывался большой синяк, хотя ударился мальчишка совсем не сильно.