Подавшись назад, Лаура глубоко вдохнула и пересилила головокружение.

Никакой паники! Должно же быть какое-то объяснение тому, что Мэтт здесь. На данный момент она с трудом могла придумать хоть что-то, но она это выяснит. Как только ее сердце успокоится и восстановится дыхание. И это случилось бы гораздо раньше, если бы он не выглядел так потрясающе.

В светло-голубой рубашке с закатанными рукавами, коричневых хлопковых брюках, Мэтт казался чрезвычайно сексуальным и каким-то домашним, что ли… Его лицо еще больше загорело, морщинки вокруг глаз и рта стали глубже, но они делали его еще более привлекательным.

Жар начал разливаться по ее телу. Погасив его так решительно, как и не ожидала, Лаура поправила юбку и улыбнулась.

— Мэтт, — спокойно произнесла она, не зная, что сказать дальше. — Как приятно снова тебя видеть!

— Точно! — Но по его виду утверждать это было бы весьма сомнительно. — Как твоя шишка?

Лаура постаралась не думать о том, что предшествовало тому удару и какими были последствия…

— Хорошо. Как прошли оставшиеся выходные?

— Приятно и без происшествий.

О, значит, он явно не витал в облаках, как она!

— А что ты здесь делаешь?

— Я здесь живу.

Точно! Лаура глотнула воздуха. Она не знала, с чего начать. Он тоже здесь работал?

— Особняк за городом слегка маловат?

Его губы изогнулись в улыбке, и Лауре стало неприятно, что он знает все, а она ничего.

— Он достался мне вместе с работой.

— Что же ты делаешь здесь?

— Обычно?

Сколько же у него профессий?

— Да.

— Я покупаю загнивающий бизнес, раскручиваю его и продаю по высокой цене.

Понятнее не стало.

— Поэтому ты… здесь?

— В некотором смысле.

Лаура нахмурилась:

— Но к тебе обращались «сир».

— Да. Не хочешь присесть?

— Нет, спасибо.

— Думаю, тебе лучше сесть. Ты что-то побледнела.

Лаура поспешила сесть в кожаное кресло, пока ее ноги не подкосились. Сказать, что она была озадачена, было бы слишком мягко.

— Откуда ты знаешь, что я здесь?

— Я увидел тебя в окно.

— И все-таки мне непонятно, — сказала Лаура, сдвинув брови. — Я только что подписала договор по реставрации дворца. При чем тут ты?

Мэтт повернулся, чтобы присесть на край стола:

— Это мой дворец.

Наверное, государство вынуждено было сдать Мэтту в аренду дворец в качестве платы за что-то? Лаура моргнула, но легче от этого не стало.

— Я думала, дворец должен принадлежать королю, — осторожно предположила она.

— Так и есть, — кивнул Мэтт.

Но о чем он говорит? Какая-то чепуха… Если дворец принадлежит королю и в то же время — Мэтту, то значит, Мэтт и есть король?! А если он король, что он делал в Литтл Сомерфорде? Что он делал, срывая с нее одежду и доводя до немыслимого блаженства?

— Кто ты такой? — спросила она.

— Ты знаешь, кто я.

— Я думала, что да. Я думала, ты Мэтт Сэксон. — Она пожала плечами, будто это ее совсем не волновало. — Но, кажется, я ошибалась.

— Ты права. Я Мэтт Сэксон. А заодно — король Сассании.

Лаура сглотнула, совершенно не в состоянии распутать клубок эмоций внутри.

— И… давно?..

— Три недели.

— До или после того, как мы… — Она запнулась и покраснела. — Ну, ты понял…

— Коронация состоялась в понедельник после тех выходных, когда мы… м-м-м… встретились.

Он насмешливо посмотрел на нее, и ее щеки залились краской.

Как он смеет над ней смеяться?! Конечно, ему хорошо, он теперь король, такой надменный!

— И ты решил об этом не говорить?

— А я должен был?

Черт! И правда…

Мэтт наклонил голову набок и в недоумении посмотрел на нее:

— Ты правда не знала, кто я?

Лаура сердито посмотрела на него:

— Нет.

— Нет… Что ж, — он поднялся, собираясь сесть за стол, — сомневаюсь, что о коронации писали в «Архитектуре завтра». Но все же я предлагал тебе пообедать. Если бы ты не убежала так быстро, наверное, я бы рассказал об этом.

Лаура сощурилась.

— Хотелось бы верить, но что-то не получается…

Мэтт усмехнулся:

— Теперь мы уже не узнаем.

К сожалению, нет…

— А что ты делал в Литтл Сомерфорде?

— Прятался от журналистов.

Понятно, почему его так трясло, когда он думал, что она репортер.

— А нашел меня…

— Ненадолго. — Улыбка увяла.

Хм. Лаура подавила желание оправдаться. Да и все намерения извиниться исчезли под смущением, негодованием и чем-то похожим на боль.