Ну а теперь, после его смерти, мне остались печальные раздумья и постоянная боль при воспоминании об этой судьбе. Такой яркой, но сложной и трагической, где риск, нетерпение и успех всегда стояли рядом. Мучительная жизнь, когда на кон ставилось все то, что уже достигнуто и ставки постоянно удваивались.

У него была навязчивая идея: наверстать те двадцать лет, которые были украдены у него «этой свиньей Самуэлем». Когда мы познакомились, слово «дядя» уже навсегда исчезло из его лексикона. Главное чувство, неотступно владевшее им тогда? Ненависть.

Я думаю, что не проходило ни одной ночи, чтобы он, засыпая, не перебирал вновь свое прошлое и не заряжался новой ненавистью.

«Понимаешь, — говорил он мне, — самое ценное мое имущество, которого никому не отнять, — это ненависть. Она не знает компромиссов, я распоряжаюсь ею по своему усмотрению, я ее единственный хозяин, главный исполнитель. Я узнал ее жестокую силу. Она сильнее любви. Любовь — это чувство, склонное к компромиссу, к уступкам, к щедрости, и даже когда она превращается во всепоглощающую страсть, в основе ее всегда лежит благородство, радость растворения в другом существе, удовольствие дарить ему себя.

Кроме того, любовь всегда в той или иной степени живет на виду: вы выходите вместе вечерами, идете в ресторан, в кино, в ночной клуб, смешиваетесь с другими.

Ненависть — это чувство, испытываемое в одиночестве. Жестокое и пьянящее чувство. Это возмездие за несправедливость по отношению к тебе, и только ты сам определяешь способ, сроки и размеры этого возмездия. Как с продажной женщиной. Ты сам решаешь будешь ли ты с ней день, месяц год или целую вечность. Ты сам себе судья и сам определяешь цену, которую тебе должны заплатить. Помнишь как сказал один писатель: можно ли убить из-за розы? Зависит от того, какую цену имеет для тебя эта роза. И никто другой не имеет здесь права голоса.

Ненависть, в отличие от любви, избегает шумных улиц. Она бережно и ревниво сохраняется в самой глубине твоей души. Это такая драгоценность, которую не стремятся выставлять напоказ. Даже если ты расскажешь о ней какому-нибудь близкому другу, вряд ли он поймет с твоих слов всю ее силу.

Слова не равноценны чувствам. Они не могут объяснить всю их глубину. И, в конце концов, любовь может меня пресытить, ненависть — никогда. Это моя пища, она дает мне жизнь. Она превратилась для меня в какой-то наркотик. Без нее я не могу жить и бороться дальше. Только смерть освободит меня от нее».

— Но откуда эта ненависть, такая сильная, непрекращающаяся? Такая яростная? Ведь чем-то она была вызвана? Чем? — в отчаянии спросил комиссар Ришоттани.

— Безусловно, Большую ненависть порождает большая любовь, — произнес раввин, — Но не будьте так нетерпеливы. В свое время вы узнаете, как произошел разрыв между Франческо и Самуэлем. Важно, чтобы вы поняли на конкретных примерах всю низость и подлость Самуэля и жесточайшую обиду Франческо.

Постарайтесь не забывать этого, дорогой комиссар Ришоттани, и слушайте меня внимательно.

Обычно считается, что дорогу молодым прокладывают старшие. Но это не всегда так. Самуэль был очень ловким мастером подделки. В своих собственных глазах он выглядел прямо-таки, как Господь Бог, потому что ему удавалось ловко надувать ближнего, и он был горд этим своим талантом провинциального мошенника. Но престиж имени Рубироза создал именно Франческо, его талант и предприимчивость. Он обладал особой интуицией, предугадывая направление движения и повороты рынка антиквариата.

Дальше — обычная история.

Сначала дядя поддерживает племянника, но осторожно, поскольку выход на международный рынок несколько пугает его. Затем его энтузиазм растет. Он безмерно богатеет, имя Рубироза становится знаменитым, и вдруг — разрыв.

Давайте посмотрим, что привело к этому разрыву, положившему начало ненависти Франческо, но вместе с тем и его быстрому восхождению к вершинам мира антиквариата.

Франческо не удается получить деньги на галерею в Париже, и он вынужден удовлетвориться маленькой лавкой в Риме на паях с дядей. Их общее дело совершенно не клеится. Племянник, двадцать лет пользовавшийся абсолютной свободой, проведший их в постоянных перелетах из одной страны в другую, чувствует себя мальчишкой под постоянным присмотром хозяина.

Господь Бог местного значения все более распоясывается. И племянник, наконец, начинает понимать, что много лет он подчинялся посредственности, человеку фальшивому, ограниченному, с узким кругозором и именно поэтому очень властному и амбициозному. Возможно, он и смог бы отнестись снисходительно к этим недостаткам: Франческо был благороден и любил своего дядю. Но затем произошли некоторые события, вызвавшие в нем окончательное отвращение к Самуэлю.

Однажды один туринский антиквар зашел в римскую лавку Франческо и, болтая о том о сем, вдруг сказал: «До чего же неуступчив твой дядя! За маленький авторский комод в форме полумесяца он запросил с меня 4 миллиона. Я предложил ему три девятьсот, и он не согласился!»