Работал он и с деревом, умел обращаться с ручным инструментом. До столяра-краснодеревщика было ему далеко, но избы рубил да и рамы с дверьми сделать был в состоянии.

Недолго думая, Гомбо пришел к приказчику богатого иркутского купца Сукачева, и тот сразу принял его на работу, но не в конюшню, куда просился молодой бурят, а в столярную мастерскую, расположенную при усадьбе.

Довольно скоро Гомбо освоился в большом по сибирским меркам губернском городе и через год женился на кухарке из того же сукачевского имения Аграфене Туруновой, которая спустя положенное время родила ему в 1914 году дочь, нареченную Марией.

Надо заметить, что и сам Гомбо накануне свадьбы окрестился и получил от священника Харлампиевского храма имя Петр.

Еще в самый первый год ученичества, наученный заарином читать и писать по-русски, Гомбо изучил священные христианские тексты Ветхого и Нового Завета. Учитель относился к православию с великим почтением, считая его одним из возможных путей познания Истины, которая, конечно же, едина для всего человечества. Тут сказалось, вероятно, буддийское влияние. Баташулуун Шагланов уважал все известные ему религии, не деля их на истинные и ложные, богоугодные и сатанинские.

Ученик же отнесся к библейским текстам как к сборнику любопытных историй, не более, особенно заинтересовала его легенда о блудном сыне. Теперь же, когда Гомбо и сам сделался изгнанником, он читал и перечитывал ее много раз…

Началась Первая мировая. Тысячи восточных бурят в составе Забайкальского казачьего войска ушли на передовую. Западных бурят призывали лишь в тыловые части, но Петр Хандагуров и вдали от фронта не желал служить. Какое ему дело до европейской политики? Он даже и не знал, где расположена пресловутая Германия, а еще совсем недавно вообще не подозревал о ее существовании.

Не дожидаясь, покуда за ним придут, Гомбо тайно сел на коня и, оставив в Иркутске беременную жену с младенцем на руках, спрятался от призыва в лесах северной, малообжитой части острова Ольхон.

Надо заметить, что никаких иных чувств, кроме чисто физиологических, Гомбо к Аграфене не испытывал, в православного бога не верил, считая обряды крещения и венчания не более чем костюмированным карнавалом. Отцовские чувства с рождением дочери прийти к нему не успели, а потому покинул он Иркутск без всякого сожаления.

Прошло чуть больше двух лет после вышеописанных событий в Хандабае, и Гомбо, конечно же, не забыли. Но в лицо его здесь никто не знал, а потому, назвавшись Табхаром Зарбаевым, он вскоре женился на дочери зажиточного ольхонского бурята Дариме, и в 1916 году она родила ему дочь, названную Урхан.

С тех пор как Гомбо сделался изгнанником, он постарался забыть, что он боо. В рациональном Иркутске среди русских сделать это было несложно, но здесь, на священном Острове духов, все напоминало ему о его призвании.

Каждую ночь без исключения ему снился один и тот же сон. Красивая женщина, его соплеменница, улыбалась ему и звала за собой. Даже во сне Гомбо понимал, что, стоит ему пойти следом, спокойная и размеренная его жизнь резко переменится. Он хотел всего-навсего пасти скот, охотиться и растить детей. Все! Хватит с него шаманских штучек! Он не желает больше быть боо, хоть ты его убей!

Однажды поздней осенью 1916 года, охотясь на байкальского изюбря, Гомбо по следу подранка ушел на север острова и вышел к Байкалу. След обрывался на береговой гальке, будто зверь бросился в воду и уплыл, спасаясь от охотника. Подобного попросту быть не могло.

Гомбо, озадаченный и разочарованный, огляделся и увидел голую плоскую скалу, выступающую в море, а неподалеку между редко растущими реликтовыми лиственницами и соснами белую войлочную юрту, около которой паслись две лошади и стадо баранов в два десятка голов. Охотник понял, что обнаружил чье-то временное стойбище, но чье? Он знал всех здешних обитателей, их, к слову, было не так уж много, и рассеяны они были по огромной территории.

— Хозяин! — подойдя к юрте, позвал Гомбо.

Не дождавшись ответа, он отодвинул войлочный полог и заглянул внутрь. Увидел обычную обстановку. Казалось, хозяин вышел минуту назад. В очаге горел огонь, в стоящем на треножнике тагане кипела вода, но в юрте никого не было, да и поблизости Гомбо людей не заметил. Он вошел. Осмотрелся. Предметы, увиденные им в юрте, показались ему знакомыми, в том числе и мутный бронзовый таган, в котором сейчас кипела поставленная кем-то вода.

Кем она поставлена? Никого же нет! Тогда кто развел огонь в очаге?