Шрифт:
Впоследствии ходило много слухов о причастности к тому Екатерины. После ее смерти мне довелось слышать о письме, хранившемся в шкатулке и написанном Алексеем Орловым после гибели Петра. Видел я и список с этого письма, который гласил:
«Матушка милосердная государыня!
Как мне изъяснить, описать, что случилось. Не поверишь верному своему рабу, но как перед Богом скажу истину, Матушка! Готов идти на смерть, но сам не знаю, как эта беда случилась. Погибли мы, когда ты не помилуешь. Матушка, его нет на свете. Но никто сего не думал, и как нам задумать поднять руки на государя. Но, государыня, свершилась беда. Он заспорил за столом с князем Федором. Не успели мы разнять, а его уж не стало. Сами не помним, что делали, но все до единого виноваты, достойны казни. Помилуй меня хоть для брата. Повинную тебе принес, и разыскивать нечего. Прости или прикажи скорее кончить. Свет не мил, прогневили тебя и погубили душу навек».
А миру было объявлено, что император внезапно скончался от «прежестокой колики».
Что рассуждать! Печальна судьба тех, в ком видят соперника на престол. Не только Петр погиб в царствование Екатерины, но и убогий Иоанн, в двухмесячном возрасте провозглашенный императором, свергнутый Елизаветой Петровной и заточенный в Шлиссельбургскую крепость как «секретный узник». Императрица Екатерина послала в Шлиссельбург тайное предписание, по которому Иоанн должен быть убит, если его попытаются освободить.
И «освободитель» скоро нашелся. Это был некий Мирович, наведший пушку на крепость и потребовавший освободить «настоящего царя». Тюремщики тотчас закололи невинного Иоанна.
После этого многие задавались вопросом, почему «освободитель» явился именно в царствие Екатерины после того, как было отправлено в Шлиссельбург тайное предписанье? А до того, худо-бедно, Иоанн прожил на свете двадцать два года.
Наталья Кирилловна Загряжская передавала мне на старости лет разговор свой с доживающим век Алексеем Орловым. На престоле был уже наследник Екатерины император Павел Петрович, мало кому угодный властитель. «Отчего терпят такого урода?» — удивляется старый Орлов. «А что прикажешь с ним делать? Не задушить же его, батюшка?» — возражает Загряжская. «А почему же нет, матушка? — удивляется Алексей Орлов, нюхая табакерку. — В прежние времена без разговору душили». — «Это на кого ж ты намекаешь, батюшка?» — спрашивает Загряжская. «Да на того, кому я кушак нарочно припас», — ответил Орлов и громко чихнул.
Может быть, Екатерина и не давала прямых наказов, как поступать с соперниками на корону, но приближенные знали, чего она хочет. Не случайно и гвардейцы, покончившие с Петром, и комендант Шлиссельбургской крепости получили не наказание, а награды.
То, впрочем, мои вольные домыслы, которые я осмеливаюсь излагать по прошествии многих лет, а тогда, мальчишкой будучи, я только внимательно прислушивался к взрослым.
Продолжение разговора
— Да, — сказал Петр Иванович, — мой отец служил в Преображенском полку и сразу встал на сторону императрицы.
Госпожа Черногорская молча смотрела некоторое время на графа. Наконец она проговорила:
— Я слышала, ваше семейство было очень дружно с княгиней Дашковой?
— О да, — ответил граф, — мы до сих пор в сношеньях. Вернувшись из-за границы, я навестил княгиню Екатерину Романовну. Она в полезных трудах. Как вы знаете, под ее рукой Российская Академия. Женщина во главе Академии, согласитесь, это необычно.
— Мне попадались вирши Хераскова, — сказала госпожа Черногорская:
Пойте, росски музы, пойте, Есть наперсница у вас; Восхищайтесь, лиры стройте: Вверен Дашковой Парнас.— У вас отменная память, — сказал Петр Иванович.
— Что же развело княгиню с императрицей? — спросила госпожа Черногорская.
— О, это долгий разговор, — ответил граф.
— Нет ли в числе причин того, что ее родная сестра была наперсницей государя Петра Федоровича?
Петр Иванович смутился.
— Я не силен в разборе светских интриг, сударыня.
— Боюсь, что здесь больше, чем интрига, — сказала госпожа Черногорская. — Перед самой смертью в последнем письме к жене низложенный император умоляет отпустить его в Киль вместе с сестрой Дашковой Елизаветой.
— И любимой скрипкой, — добавил отец Евгений.
— Да, скрипка — это все, что он просил из имущества, — сказала госпожа Черногорская.
— Вы любопытствуете до судьбы Петра Третьего? — спросил Осоргин.
— Я любознательна, — ответила госпожа Черногорская. — Я много слышала. Я знаю, например, что пока Елизавета не вышла замуж, ей было запрещено показываться при дворе. Сам отец, канцлер Воронцов, относился к ней с небрежением, прочие сторонились, и только граф Осоргин осмелился приютить несчастную изгнанницу.
— Это верно, — ответил Петр Иванович. — Отец мой добр, он не мог видеть страданий несчастной женщины, тем более что ее сестра, княгиня Дашкова, просила за Елизавету.