Алек провел пальцем линию вдоль ее плеча, руки, заставив ее затрепетать.

— Знаешь, при определенных обстоятельствах классическая музыка может быть очень чувственной.

— Да? Я этого не знала.

Он запечатлел долгий поцелуй на ее ладони.

— Продемонстрирую тебе это при первой же возможности.

Гвин молча опустила голову ему на грудь. Восемь лет она мечтала об этом и убеждала себя в том, что этого никогда не случится. Но это случилось. И что теперь?..

— Ужин, — сказал Алек.

— Что?

Он посмотрел на свои часы.

— Уже почти половина восьмого. А я ничего не ел с часу дня. Я проголодался.

— Ну вот, — с нарочито обиженным видом сказала она, — значит, меня тебе недостаточно.

Хмыкнув, он коснулся ее губ легким, как дыхание, поцелуем.

— Боюсь, что мне придется спуститься на кухню. Если только ты не припрятала где-нибудь здесь бифштекс. — Алек сел и начал одеваться. — Надо подкрепить свои силы перед следующим разом.

Гвин несколько секунд лежала неподвижно. И смотрела на него.

— Перед следующим разом? То есть ты собираешься заняться этим снова?

Алек резко повернулся к ней.

— А у тебя другие планы на вечер?

Ее ладонь скользнула по его все еще голому плечу. Я и забыла, сколько веснушек у него на коже, подумала она. Глаза Алека ждали ответа. Гвин покачала головой, — мол, какие могут быть другие планы, — и он порывисто обнял ее.

— Никаких сожалений, помнишь?

— Ты шутишь? Сожалеть о том, что случилось? Кстати, а как насчет тебя? Не раскаиваешься?

Но Алек уже отвернулся.

— Одевайся, — распорядился он, бросив ей ночную сорочку. — Не люблю есть в одиночестве.

Застегивая бесчисленные пуговицы ночной сорочки и наблюдая, как Алек заканчивает одеваться, Гвин спрашивала себя, действительно ли он не услышал ее вопроса или намеренно не стал отвечать.

Это не его дело, и все же он хотел бы знать… Нет, это действительно не его дело.

После импровизированного ужина из бутербродов с ветчиной и подогретого овощного супа Гвин нашла шоколадное печенье, припрятанное Мэгги. Теперь тарелка с печеньем стояла между ними посреди стола. Гвин налила Алеку стакан молока и спросила, что беспокоит его.

Он как раз поднес печенье ко рту, но, услышав ее вопрос, отложил его, не надкусив.

— Почему ты решила, будто меня что-то беспокоит?

— Алек, я знаю тебя двадцать лет. — Она тоже взяла себе печенье и откинулась на спинку стула. — Твой рот всегда тебя выдает. Уголки опускаются.

— Вовсе нет. — Он поднес руку ко рту и потер уголки.

— Меня не обманешь.

За окном продолжал тихо падать снег. Небо за озером розовело. Снегопад обеспечил им полное уединение, защищая их хрупкие отношения. Никто не давал им советов, никто не проявлял любопытства, никто не выражал своего неодобрения.

Им была дарована восхитительная свобода. Пугающая свобода.

Вообще-то, нет ничего удивительного в том, что они сидят здесь на кухне, разговаривают, и запах шоколада смешивается с запахом их все еще разгоряченных тел. Их дружба всегда была неординарной. И их новые отношения тоже не могут быть обычными.

Гвин наблюдала за ним с полуулыбкой, которая растягивала ее широкий рот. Когда она была маленькой, у нее был такой смешной рот. В детстве у нее вообще был смешной вид, как у паучка. Или у сверчка. Поэтому он и придумал ей это прозвище — Сверчок. Правда, настоящего сверчка Алек никогда не видел. Но зато она, как сверчок, всегда создавала много шума, и это было совершенно непредсказуемо.

Мудрые китайцы, кстати, считают, что сверчок приносит в дом удачу…

Алек съел еще одно печенье — четвертое по счету — и допил молоко. Потом заговорил, не глядя на Гвин:

— Послушай, ты можешь не рассказывать мне, если не хочешь…

Гвин откинулась на спинку стула и сложила руки на коленях.

— Ого… Начало звучит интригующе.

Когда она была маленькой, ее глаза всегда казались слишком большими для ее худенького лица. Теперь они были неотразимы. Все в ней теперь было правильным. За исключением того, что она ждет от жизни совсем не то, что ждет он… Алек почувствовал, что краснеет. Хорошо, что они не стали включать верхний свет.

— Мне просто любопытно… и, как я уже сказал, ты можешь не рассказывать… о том, как это случилось в первый раз.