Вот и Маша ушла. И никто её не помнит. Кроме своих. Своих? Но ведь Машу забыли и Георгий, и Ирина. А кто помнит Бориса? Она сама, Митяй, Иван. Вот и всё…Круг очерчен. Близнецы? Вполне возможно. Но они тоже молчат, ни разу себя не выдали. Будто и не было Бориса и Маши. А если ей тоже суждено исчезнуть?

Лина резко села, подтянула подушку под спину. Вот почему зовёт Голос! Как же она раньше не догадалась! И эти сны, такие необычные, почти реальные…

Голова разболелась. То ли от мыслей, то ли температура поднимается? Она не заметила, как задремала. Проснулась от звонка: динь-динь- трень… Так явственно он слышится в коридоре. Она скользнула с кровати в кресло, открыла дверь. Прямо на неё ехал велосипедист. Затормозил и остановился.

— Тимур?

Тёмные, чуть раскосые глаза, смуглая кожа, будто растрёпанные ветром, волосы.

Мальчик внимательно смотрел на неё:

— Да, это я, Лина.

— Это ты меня всё время звал?

— Нет.

— А кто же тогда? Я думала…

— Я ждал. Когда ты увидишь меня. Но это зря. Ты всё равно не знаешь ответа.

— О чём ты, Тимур?

— Теперь это неважно. Ты же меня не боишься?

— Тебя — нет. А вот Голоса… Как я теперь узнаю, кто это? Кто меня мучает? Зовёт все время?

— Я покажу тебе. Смотри.

Тимур повернулся к зеркалу. Лина подъехала поближе, остановилась напротив и стала вглядываться. Сначала она увидела темноту, потом фон стал светлее, как будто забрезжил рассвет. И в серой мути проступили очертания камня. На нём — крошечная фигурка. Изображение приблизилось. Лина могла уже рассмотреть картину во всех подробностях…

Существо напоминало обычного чёртика. Но что-то сильно его отличало. А, вот оно! Фигура зашевелилась, и Лина увидела за спиной снежно-белые крылышки.

Он сидел, как кузнечик, подобрав под себя тонкие ножки, которые оканчивались копытцами. На мордочке — круглые чёрные глаза и розовый, будто свиной, пятачок. Уши как у козлёнка, над ними — маленькие рожки. И свешивался с камня длинный тонкий хвостик с чуть облезлой кисточкой. На камне перед чёртиком лежала старая раскрытая книга.

И в тот момент, когда Лина его рассмотрела, заметив даже неровную и спутанную чёрную шёрстку, он протянул лапки, и сказал жалобно и тонко:

— Эллина, иди… Иди…

Она узнала этот Голос. Точно, он! Но сейчас ей вовсе не страшно. В глазах этого непонятного существа она видела такую мольбу…

И вдруг всё пропало. Лина обернулась, но коридор был пуст.

Митяй готовился к худшему. Его потряхивало. Думал, что от волнения. Но все-таки сходил за градусником. Тридцать девять! Он снова рухнул в кровать. Его знобило, но одновременно тело плавилось от жара. Казалось, он бредёт по пустыне, и ноги по щиколотку проваливаются в песок. Солнце в зените. Два солнца сразу, поэтому так невыносимо жарко. Он увидел прямо перед собой Сфинкса и провалился в тяжёлое забытье.

Но вдруг голова стала ясной, а изображение чётким. И он оказался в комнате, заполненной народом. Он здесь, и в то же время его нет. Но он мог видеть и слышать каждое слово. В центре, на полу, сидел парень. И Митяй почему-то знал, что это — Константин Урсулов. И что он студент четвёртого курса филологического факультета университета. И все, кто находится в комнате, тоже студенты.

Плыл слегка ощутимый запах «травки», похоже, курили один «косяк» на всех, разговор шёл сумбурный и непонятный.

Костя показывал на телевизор.

— Смотрите, как народу мозги парят. А вы говорите: где деньги взять? Вот же они, под ногами. Заделываетесь великим знахарем, в телеке руками пассы выделываете, а бобла — немерено.

— Попробуй туда пробейся.

— Все ниши давно заняты, поля размежёваны.

— Думаешь, ты один такой умный?

— Велика Расея…

— Что, в нашем Мухосранске есть свой мессия? Нету!

— Вот тебе и поле. Только в путь.

— И что? Двинешься? Подашься в пророки?

— Да запросто.

— Ай, креведко! Флаг тебе в руки, барабан на шею.

Кирилл вскочил, рубанул рукой воздух:

— А спорим?

— На что?

— На бутылку «Хенесси»!

— Какой срок, лапшеметатель?

— Три месяца. И у меня будет пятьдесят адептов. Это минимум.

— Замётано.

А дальше пошли кадры — один за другим.

Вот Константин за странными книгами: большого формата, очень истрёпанными, у некоторых — страницы обожжены и закапаны воском.