Мы чаще ходим на Хлебную.

Здесь маленькие, крепко сбитые рыбацкие дубки и море, как в большом аквариуме: с трех сторон деревянные причалы, а с внешней волнорез. Волнорез тоже сбит из деревянных свай. На сваях белые сонные мартыны. Сидят целыми днями неподвижно, жирные, ленивые, и лишь изредка срываются с волнореза и пикируют над водой за пугливыми стайками мелкой рыбешки.

Добраться до волнореза можно на лодке или же вплавь. Я там еще ни разу не был. А вот Ленька, Соловей и Мамалыга обвязали как-то самоловы вокруг пояса и поплыли. Вернулись они часа через два с длинным куканом крупных песочников. Хороший клев на волнорезе.

Обычно мы ловим рыбу с нашего «Альфонса».

«Альфонс» не баржа, не пароход и не шхуна, а всего-навсего нос. Точнее, обрубленная носовая часть корабля. Название мы не придумали, оно сохранилось. Мы хоть ис трудом, но расшифровали выцветшие буквы на ржавом корпусе: «Альфонс».

Когда мы впервые забрались на него, Ленька топнул босой ногой по палубе, и «Альфонс» вздрогнул, закряхтел по-стариковски, застонал.

— Даю голову наотрез: этому «Альфонсу» не меньше полста лет, — сказал тогда Ленька.

На Хлебную мы обычно ходим всем двором: Ленька, Соловей, Мамалыга и я. Иногда берем с собой Мишку и Оську, если бабка позволит. И совсем уж редко Валерку.

«Альфонс» одиноко торчит в левом углу Хлебной гавани. Добраться до него можно вброд: волны наклонили его одним бортом в сторону берега, и на борт взбираться нетрудно — мне, например, вода здесь доходит до подбородка.

Безлюдно в Хлебной гавани. Рыбацкие дубки еще с утра ушли в море. И только наш «Альфонс» тоскливо уставился на выход из гавани своими ржавыми якорными клюзами, — я знаю, если смотреть с берега, они у него будто глаза, — а в трюме его шуршат неугомонные крабы.

Мишка и Оська копошатся на берегу в песке — они еще совсем не умеют плавать. Даже по-собачьи, как я. И до «Альфонса» им не добраться. А рыбку ловить хочется. Так они что придумали: насобирали на берегу обрезков водопроводных труб и разбросали их в воде около берега. Посидят минут десять на песочке — и в воду. И начинают орать как оглашенные: свистят, прыгают, в общем, суматоху поднимают правильную. Ну, бычки, конечно, с перепугу по щелям. И первым делом в эти самые водопроводные трубы прячутся. Здесь им и крышка: ныряешь и закрываешь ладонями одновременно отверстия с обеих сторон. Потом сцеживай между пальцами воду и вытряхивай их, голубчиков, оттуда.

Мишка и Оська так и делают. Додумались же! Правда, попадается им одна мелкота — мундштучки. Но этих мундштучков они уже почти полметра на кукан нанизали.

А у нас почему-то клевать перестало. Наверное, бычки обеденный перерыв устроили, решили мы с Ленькой, отложили удочки в сторону и бултыхнулись в воду. Искупались, окатили из ведра горячую палубу и легли.

Мамалыга и Соловей удочек не бросают, устроились на самом форштевне, свесили ноги за борт и терпеливо меняют наживу на крючках.

Жарко. Море застыло. Блестит. Солнце приятно покалывает наши разомлевшие тела тысячами иголок.

Как и все ребята, мы с братом уже загорели до темно-шоколадного цвета и потому не боимся солнца — лежим себе и только каждые десять — пятнадцать минут ныряем с разбегу в прохладную воду. Ленька ныряет в сторону моря, я к берегу: здесь помельче да и борт пониже.

Не знаю, что действует на Леньку: то ли жара, то ли тишина и безлюдье вокруг, — он лежит на спине, скрестив на лбу руки, чтоб не било солнце, и размышляет вслух:

— Как ты думаешь, кем я хочу быть?

— Моряком, конечно, капитаном.

— Точно, — говорит Ленька. — Ай вонт ту би сэйлор. Капитаном.

«Ай вонт ту би сэйлор». Я знаю, что означает эта английская фраза: «Я хочу быть моряком». Ленька частенько твердит ее с некоторого времени.

Помолчав, Ленька продолжает:

— Ай вонт ту би сэйлор. И шип у меня будет знаешь какой? Такой… весь белый, от киля до клотика. Приличный шип. И ходить он будет во все страны мира. Во все уголки нашего шарика, где есть такая вода, чтобы у него всегда полфута под килем оставалось. Но меньше.

— А почему полфута, Лёнь? — приподымаюсь я на локте.

— Если у тебя меньше чем полфута под килем, — объясняет Ленька, — значит, хана: сидишь на меляке. Понял?

— А-аа…

— И командочка у нас будет толковая, — продолжает мечтать Ленька. — Один за всех и все за одного… Ты, наверное, тоже захочешь к нам на корабль, а?

— Конечно, Лёнь.

— Вот-вот… Придешь ты, значит, к трапу: «Товарищ кэп, возьмите на судно: хочу посмотреть Африку». — «Это кого же взять? — спрошу я. — Тебя? Который на «Спартаке» водопроводной водичкой спекулировал? Катись, друг, колбаской: спикули нам не нужны. У нас один за всех и все за одного. Топай дальше по причалу. Гуд бай…»