Вот они и дошили свои сатиновые трусы. Ане они так нравятся, что она тут же в классе надевает их на себя – жаль, не видно под формой, но так хочется похвастаться! И на следующем уроке она задирает под партой край формы и показывает трусы соседу по парте. Валерка краснеет, но смотрит. Вроде бы нехорошо, что девочка задирает платье перед мальчишкой, но ведь она показывает ему трусы, в которых он все равно увидит ее на физкультуре! Значит, можно. И если честно, ей нравится дразнить его, видеть, как он смущается.

На домоводстве им сказали, что хорошо каждый день дома делать влажную уборку и проветривать, и Аня теперь по утрам размашисто орудует шваброй, протирая во всей квартире пол. Она так хорошо поддерживает чистоту в доме, что Сергеевна больше не нужна. А еще она сшила чехлы на потрепанные сиденья стульев на кухне. Вот был сюрприз для родителей! Аня любит делать что-то нужное сюрпризом: то накопившуюся посуду сдаст, то окна помоет, то выстоит очередь за хлебом – почему-то после обмена денег начались перебои с хлебом – и постепенно все это стало ее обязанностями.

За хлебом очереди, зато появилось в продаже что-то новое – консервы вареной кукурузы. Довольно вкусная, соленая такая. Но кукуруза быстро надоела. Самые лучшие консервы, не считая шпрот и бычков в томате, – это сгущенка. Если поварить банку подольше, содержимое превращается в коричневую тягучую массу, похожую на папины любимые конфеты «Коровка». Аня предпочитает соевые батончики и «Южную ночь». И оба они обожают «Грильяж», его папа привозит из командировки, как и другие шоколадные конфеты, которые в Гиперборейске не продаются.

К весне папа привез Ане новое демисезонное пальто, модную шляпку-буратинку и резиновые сапожки – серые, а не черные, как у всех, с рифленой отделкой по краю. Красота! Взрослый парень в троллейбусе пристает к ней: «Эй, курносая!» Заглянул в лицо: «А она и не курносая вовсе…» Аня молчит, она не вступает в разговоры с посторонними. «Я знаю, чем ты гордишься!» – «Чем же?» – думает про себя Аня. «Ты гордишься глазами и губами».

Старшие девушки говорят, что главное в лице – это зубы, все остальное можно скрыть или закрасить. Даже большой нос можно замаскировать, отвлекая от него внимание искусно сделанной прической, правильно подстриженной челкой. У Ани зубы, как в «Песне песней», черные кудри, синие глаза-блюдца, свежий румянец на алебастровой коже. Ей все чаще говорят комплименты: девочки и взрослые – словами, а мальчики – глазами.

У многих девочек в классе уже есть месячные. У Гали Железновой вообще с четвертого класса, у нее самая развитая фигура. А Галя Быстрова сказала, что ее папа поздравил с тем, что она стала девушкой, даже подарок ей сделал, хотя это не родной ее отец, а отчим. Больше ни у кого папы так себя не вели. Аня даже не уверена, знает ли ее папа, – скорей всего, знает, мама наверняка ему сказала.

Анины чудесные серые резиновые сапожки украли из школьной раздевалки. Недели через две Аня увидела на улице девочку из их школы в таких сапожках – конечно, Аниных, ведь других таких в городе не было. Но когда Аня попыталась с ней заговорить, девочка сказала, что ей их купили. Аня видела, что она врет, но что тут сделаешь? Не пойман – не вор.

Две девочки в классе обрезали челки. Эльза Михайловна устроила им выволочку перед классом после уроков и вызвала в школу родителей. Потом провела классное собрание, где пропесочила всех, кто одевается неподобающим образом. Досталось всем, кто успел обрезать косы, кто носит в школу перстни, кольца и браслеты. Еще, чего доброго, до маникюра додумаются! В городе некоторые девушки появляются на улице в брюках. Ни стыда ни совести нет!

Ане прислали из Ленинграда новую спортивную куртку и брюки, и она пришла в них в школу на субботник. Эльза Михайловна посмотрела на нее с ужасом, но промолчала. А что она могла бы сказать? Почему в шароварах или тренировочных штанах приходить можно, а в брюках нет? Насчет причесок и одежды учительница не права – разве это не личное дело каждого? В «Комсомольской правде» в статье о том, что внешняя красота не важна, а важна внутренняя, в пример привели Ахматову и Цветаеву, которые были некрасивыми девушками, что не помешало им стать поэтами, и, между прочим, обе носили челки. На фотографиях, правда, они совсем не казались некрасивыми. А вот насчет перстней учительница, пожалуй, права. У родителей нет даже обручальных колец, и мама не носит серьги, не пользуется губной помадой, потому что папе это не нравится. Он говорит, это дикари раскрашивают лица и носят серьги, не только в ушах, но и в носу. Папа сказал когда-то маме, что будет бить по губам, если она накрасит губы. Ане кажется, что это ужасно, – ведь мама взрослая! А вообще, никого нельзя бить по губам!

В школе Аня в этом году староста класса и по-прежнему редактор стенгазеты. Она сочиняет стишок к карикатуре, нарисованной Томой.

Все Балабанова знают в лицо —

Умом он не блещет, хоть блещет кольцом.

Только пословица говорит:

Не всё то золото, что блестит.

«Молодец, эпиграмму сочинила!» – удовлетворенно говорит папа. Ане она и самой нравится. Эльза Михайловна стишок одобрила, а Аня пыталась решить для себя, что бы сказала Нина Алексеевна. Конечно, это не «глупая корова», но все-таки. Аня волновалась, когда в классе повесили стенгазету, и испытала облегчение, видя, что Балабанов не обиделся. По крайней мере, не подал виду. На алгебре всех насмешила Вира Котлова. У нее спросили, как найти объем куба с ребром «а». «Нужно “а” умножить на ребра». Вообще она часто что-то смешное говорит. А назавтра она не пришла в школу – у нее умерла мама. Через несколько дней Вира вернулась в класс. Ее ни о чем не расспрашивали, но все ребята уже знали и шепотом передавали друг другу то, что услышали от взрослых: Вирина мама умерла от того, что сама себе сделала аборт. Вообще-то аборты запрещены, поэтому в соседнем доме живет незаконнорожденный Миронка Цукерман, его многие дразнят. У его мамы нет мужа, и если б было можно, она бы, наверно, сделала аборт. А может, и нет. А у Вириной мамы, кроме Виры, было два маленьких сына и муж-пьяница. Аня видела эту высокую немолодую женщину, вечно таскавшую тяжелые сумки. Говорят, что у нее просто не было сил тянуть эту ораву. Наверно, она боялась, что с четвертым ребенком они будут совсем бедно жить, ведь отец всю получку пропивал. Жалко Виру, жалко ее маму и братьев. Что теперь с ними будет? Детей вскоре отдали в интернат, и Вира больше в школе не появлялась.

Как-то на перемене к Ане подошла тихоня Римма Жукова и, ухмыляясь, протянула ей открытку. Аня взглянула – и отпрянула: это была фотография голых мужчины и женщины. Лица мужчины не было видно, только свешивались с кровати его большие волосатые ноги. Женщина была снята со спины, она верхом сидела на мужчине, повернув назад красивое лицо в ореоле черных волос. У Ани как будто что-то внутри оборвалось. Ничего подобного она даже представить себе не могла. Это, конечно, ближе к правде, чем то, что показали им когда-то Вика и Люда на пупсиках. Но ведь это должно быть тайной двоих, а не на открытке для всеобщего обозрения. Было в этом бесстыдстве что-то отталкивающее, несмотря на красоту женщины. Не сказав ни слова, Аня отошла. А Римка-то, скромница! Не зря говорят: в тихом омуте черти водятся. Но откуда это у нее? Не могли же ей дать эту открытку родители! Тогда кто же? Ведь только взрослые могли бы такую где-то достать.

По истории начали изучать «Манифест Коммунистической партии». Аня прочитала весь текст. Там довольно понятно объяснялось, чем буржуазный строй отличается от других: первым условием существования всех прежних промышленных классов было сохранение старого способа производства в неизменном виде, а буржуазия не может существовать, не вызывая постоянно переворотов в орудиях производства. Революционизируются производственные, а значит, и общественные отношения, и средства сообщения, производство и потребление всех стран становится космополитическим. Исконные национальные отрасли промышленности уничтожаются, их вытесняют новые, перерабатывающие сырье, привозимое отовсюду. Вместо старых потребностей, удовлетворявшихся отечественными продуктами, возникают новые, для удовлетворения которых требуются продукты самых отдаленных стран. Возникает зависимость наций друг от друга, и это относится как к материальной, так и к духовной деятельности. Под страхом гибели буржуазия заставляет все нации принять буржуазный способ производства, заставляет их вводить у себя так называемую цивилизацию, то есть становиться буржуа. Дешевые товары – вот та тяжелая артиллерия, с помощью которой буржуазия разрушает все «китайские стены», пишет Маркс. А у пролетариев нет ничего своего, поэтому они должны разрушить все, что охраняет и обеспечивает частную собственность. Уровень жизни рабочих с прогрессом промышленности не поднимается, а все более опускается. Капитал обладает самостоятельностью и индивидуальностью, тогда как трудящийся человек лишен самостоятельности и обезличен. Маркс считал, что первым шагом революции является превращение пролетариата в господствующий класс, завоевание демократии, и это может произойти лишь при помощи деспотического вмешательства в право собственности и в буржуазные производственные отношения. Аня пыталась осознать то, о чем писал Маркс. Она никогда не была в других странах, ей трудно все это представить. Что детский труд должен быть отменен, это правильно, ведь детям-беднякам у Диккенса или Гекльберри Финну жилось очень тяжело. В России до революции тоже. Конечно, Динка у Осеевой или Вера Инбер в книжке «Как я была маленькая» жили хорошо, но чеховский Ванька Жуков или Гаврик у Катаева – плохо, в Советском Союзе дети живут лучше. Но ее смущают слова о деспотическом вмешательстве, и что цели коммунистов могут быть достигнуты лишь путем насильственного ниспровержения всего существующего общественного строя. Им говорили в классе о неизбежности кровопролитной революции и установлении диктатуры пролетариата для того, чтобы победил коммунизм, чтобы всем людям на земле жилось хорошо. Но ведь диктатура и деспотизм – это насилие! А разве насилие и жестокость могут быть оправданы? И насчет господства пролетариата: вот у них недавно Эльза Михайловна попросила в классе встать сначала детей рабочих, а потом детей служащих. Сосчитала и записала. Детей рабочих было больше. Разве правильно было бы, если бы они стали всеми командовать только потому, что они дети рабочих, а не потому что другие ребята их уважают, или они хорошо учатся, или много знают и умеют, или помогают другим? Впервые у Ани возникают сомнения, действительно ли революция – это хорошо. Солнечный день 12 апреля. Аня возвращается из школы домой. Навстречу бегут мальчишки, крича «Гагарин в космосе!» Кто, что, где – ничего непонятно. Но когда доходит, наконец, что произошло, всех переполняет радость, ликование, гордость за свою страну, которая первой запустила человека в космос. До этого летали собаки Белка и Стрелка, но они не вернулись, ими пожертвовали ради науки. То был спутник, а это управляемый полет на космическом корабле. Здорово!