«Может, он — сумасшедший, — предположила Юлиана. — Какая ирония… Я могла бы на самом деле сделать то, на что столько раз подталкивала других: использовать приемы дзюдо для самозащиты, чтобы уберечь свою жизнь. Но, скорее всего, он просто какой–то бедный итальянец из низов, всю жизнь месивший грязь, утешая себя им самим же выдуманной легендой. Он хочет устроить грандиозный кутеж, промотать все свои сбережения, прожить их и потом снова вернуться к своему нудному существованию. А для полноты счастья ему нужна девушка».

— Хорошо, — ответила она. — Я позвоню на работу.

Выходя в прихожую, она подумала: «Он купит мне дорогие платья и поселит в каком–нибудь роскошном отеле. Каждый мужчина жаждет иметь по–настоящему хорошо одетую женщину… Даже если ему самому придется покупать ей наряды. Этот кутеж, возможно, цель всей жизни Джо Чинандела. Но какой он проницательный, я перед ним как на ладони. Я всегда нервничаю в присутствии мужчин. Френк знал об этом. Вот почему мы и порвали, вот почему меня охватило сейчас беспокойство и недоверие.

Когда Юлиана, позвонив, вернулась в комнату, она увидела, что Джо погрузился в чтение «Саранчи», время от времени издавая нечленораздельные звуки и ничего вокруг не замечая.

— Ты же собирался дать мне почитать эту книгу?

— Может, пока я буду вести машину, — пообещал Джо, не отрываясь от романа

— Ты сам собираешься вести? — удивилась Юлиана. — Но это же моя машина!

Джо ничего не ответил, продолжая чтение.

***

Роберт Чилдан стоял возле кассового аппарата, когда высокий, тощий мужчина вошел в магазин. На мужчине был немного вышедший из моды костюм, в руках он держал плетеную корзину. Мелкий торговец? А где же добродушная улыбка? Совсем наоборот, на его жестком лице застыло печальное, даже угрюмое выражение. Он скорее напоминал водопроводчика или электрика.

Рассчитавшись с покупателями, Чилдан обратился к вошедшему:

— Вы от кого?

— Я представляю фирму «Ювелирные изделия Эд–Френк», — пробурчал посетитель и поставил свою корзину на один из прилавков.

— Не слышал о ней, — подойдя ближе, заметил Чилдан. Мужчина засуетился, расстегивая крышку корзины.

— Все ручной работы, каждый предмет уникален, выполнен по оригинальным эскизам. Медь, латунь, серебро. Даже вороненое железо.

Чилдан заглянул в корзину. Специфический блеск металла на черном бархате.

— Спасибо, это не по моей части.

— Эти предметы превосходно представляют американское художественное ремесло. Современное.

Отрицательно мотнув головой, Чилдан вернулся к кассовому аппарату. Некоторое время посетитель неуклюже возился у корзины. Было непонятно, го ли он вытаскивал содержимое, то ли укладывал назад. Казалось, что он потерял голову. Скрестив руки, Чилдан наблюдал за ним, размышляя о различных сиюминутных делах. В два часа у него свидание, где он должен показать несколько старинных часов. Затем в три принесут еще одну партию изделий из лаборатории Калифорнийского университета, где проверялась их подлинность. В последние две недели он не прекращал передавать различные изделия на проверку. С того самого злополучного происшествия с кольтом сорок четвертого калибра.

— Все эти ваши вещи изготовлены без напыления или гальваники, — не унимался посетитель с плетеной корзиной, извлекая из нее ручной браслет. — Цельная латунь.

Чилдан кивнул, не отвечая. Чудак еще немного поторчит здесь, перетасовывая свои образцы, но в конце концов уйдет.

Зазвонил телефон. Чилдан поднял трубку.

Один из его покупателей справлялся о старинном кресле–качалке, очень дорогом, которое Чилдан взялся отремонтировать. Работа еще не была закончена, и Чилдану пришлось на ходу выдумывать какую–то убедительную причину. Он успокаивал и заверял клиента.

Вся эта заварушка с кольтом сорок четвертого калибра основательно выбила его из колеи. Чилдан уже больше не взирал на свои товары с прежней гордостью. Инцидент теперь долго не выветрится из памяти. Здесь была замешана не только история Соединенных Штатов Америки, но и события личной жизни, — размышлял Чилдан. — Как если бы возник вопрос о подлинности свидетельства о рождении. Или воспоминания о наших делах. Может, я, например, не помню на самом деле Франклина Делано Рузвельта. Однако сложился обобщенный образ из обрывков подслушанных разговоров, так или иначе дополнявших друг друга. Это миф, внушенный сознанию, вплетенный в ткань мозга, подобно легенде о Гайавате, о Чиппендейле или событию вроде того, что вот здесь обедал Авраам Линкольн, пользовался этими стаканами, старинными ложками, вилками, ножами. Этого нельзя увидеть, но факт остается фактом.

У другого прилавка, все еще неуклюже копаясь в корзине, посетитель проговорил:

— Мы можем делать изделия по заказу, если кто–нибудь из ваших покупателей имеет свои собственные идеи.

Его голос был сдавленным от волнения. Он бросал взгляд то на Чилдана, то на какое–то изделие, которое держал в руках, явно не зная, как уйти из магазина.

Чилдан молча улыбался.

«Это меня не касается. Его дело — собраться и уйти отсюда. Пусть ковыряется сколько угодно. Такая неуклюжесть. Ему не следовало быть коммивояжером. Мы все страдаем в этой жизни. Даже если посмотреть на меня. Целый день мне достается от таких япошек, как мистер Тагоми. Просто изменив букву в моей фамилии, он может всегда щелкнуть меня по носу, дать понять, насколько ничтожна моя жизнь».