Шрифт:
«В Берлине».
«Я тоже».
У него сильнее забилось сердце.
«Почему ты называешь себя Орел?»
«Просто так».
«Я тебе не верю».
«Это правда».
«И все же?»
«Орлы — это классно! Они живут в горах, летают высоко и видят целый мир».
«Так же, как и душа?»
«Может быть. Да. Я думаю, да. Точно».
«У вас что, не все дома?» — влез в их переписку кто-то неизвестный с ником kick47.
«Слушай, — написала Душа, — давай уйдем на личный чат, тогда мы будем только вдвоем».
И с этого времени они переписывались часами. Торбен узнал, что она ходит в гимназию имени Гете в Вильмерсдорфе, живет в Шарлоттенбурге, любит певцов, исполняющих лирические песни и баллады, предпочитает исторические фильмы и любовные романы. Что она шатенка, у нее длинные волосы и на щеках, когда она смеется, появляются две глубокие ямочки. Ее звали Арабелла Вайнерт, у нее не было ни братьев, ни сестер и пока что не было друга. Ее отец был свободным фотографом, а мать работала на полставки в туристическом бюро.
Они писали друг другу обо всем: о своих мечтах, о своих надеждах и о своих страхах.
Когда они не болтали в чате, то посылали друг другу письма по электронной почте. Иногда по десять штук в день. Арабелла прислала ему свою фотографию, и у Торбена было ощущение, что самая красивая девочка в мире говорит только с ним. И он делился с ней своими мыслями.
Ты… Что я хотел сказать тебе? Собственно, немного. Так глупо повторять это еще раз. Ты… Ты знаешь, что Ты мне так нравишься. Больше, собственно, ничего нет. Просто у меня это вырвалось. Просто это очень много. Надеюсь, все так и останется — между нами. Тогда все о’кей. Самое важное все же то, Что ты здесь. Ты…Так он написал ей.
Это было его первое любовное стихотворение. Он чувствовал себя так, словно из него выжали все соки, и нервно барабанил пальцами по столу, ожидая ответа.
Магда заглянула в комнату.
— Что случилось? Что с тобой?
— Ничего! — закричал Торбен. — Ничего не случилось! Абсолютно ничего. Пожалуйста, уйди! Сейчас я не могу. Оставь меня одного!
Магда стояла в двери, словно окаменев. Бегающий взгляд Торбена и его чрезмерная нервозность вселяли в нее страх.
— Может быть, я чем-то могу тебе помочь? — прошептала она.
— Пошла вон! — заорал Торбен. — Уйди наконец!
Он был близок к тому, чтобы разрыдаться, и мышкой вычерчивал на компьютерном коврике какие-то сумасшедшие круги.
Магда вышла и тихо закрыла за собой дверь. Это уже ненормально! У него не было друзей, не было подруг, он не ходил ни в кино, ни на дискотеку, не занимался спортом. Он только сидел в своей комнате перед компьютером, за роялем или в углу со своей гитарой и потихоньку сходил с ума.
«Ты поэт! — ответила Арабелла. — Твое стихотворение — это самое чудесное, что я читала». И написала внизу свой номер телефона.
Торбен сначала боялся звонить ей. Он переживал, что будет заикаться, в чем-то ошибется, скажет что-нибудь необдуманное, что рассердит ее. Он боялся не найти нужных слов, и тогда — что самое плохое! — возникнет пауза, которая будет все длиннее и длиннее, потому что он не будет знать, что сказать дальше.
Но ничего этого не случилось. Ее голос звучал словно музыка, а каждое слово, которое она произносила, он буквально впитывал в твердой уверенности, что ничего из сказанного никогда не забудет.
Несколько дней спустя они встретились в первый раз.
Торбен сказал матери, что хочет сходить в кино с другом. Лицо Магды прояснилось.
— Вот и прекрасно! А что вы будете смотреть?
— Еще не знаем. Мы встретимся перед киноцентром, а потом решим, на какой фильм пойдем.
— Когда ты вернешься?
— В восемь. Нет, скорее, в девять.
— О’кей. Если будешь опаздывать, пожалуйста, позвони.
— Сделаю.
Он улыбнулся и ушел.
Магде впервые за последнее время показалось, что все нормализовалось и наступил поворот к лучшему.
55
Лукас услышал шаги Магды на лестнице. Он вздрогнул, закрыл шкатулку с письмами, поставил ее на полку и прикрыл фотографией. И только успел отвернуться, как Магда зашла в комнату.
— Ты что делаешь? — спросила она, удивленная его испуганным и беспомощным видом.
— Ничего. Я думаю.
— О чем ты думаешь?