На Рождество я заказала номер в отеле «Амбассадор» в Лос-Анджелесе и устроила праздник для детей. Я позвонила Чарли и пригласила его прийти. К моему изумлению, он согласился. Он прибыл примерно через полчаса после начала праздника с кучей подарков. Я не видела его восемь лет, а выглядел он чуть старше, чем тогда. Дети кинулись к нему, после чего достаточно официально представили его своим юным гостям. Чарли был очарователен, каким всегда умел быть с детьми, если время и ситуация располагали к непосредственности. Потом он подошел ко мне с открытой и даже одобрительной улыбкой.

— Ты прекрасно выглядишь, Лита, — сказал он. — У тебя все хорошо?

Я пыталась услышать саркастические нотки в его голосе, но их не было. Я не сомневалась, что выгляжу далеко не прекрасно. В те дни я пила больше, чем когда-либо прежде, мало спала и мало ела, поскольку это требовало от меня усилий, и была уверена, что каждый такой день оставлял след на моем лице. Чарли, напротив, выглядел так, словно только что вернулся после основательного отдыха. Загорелый и пышущий здоровьем, он никогда не казался таким привлекательным.

— Лучше не бывает, — ответила я. — Что ты делаешь с собой, Чарли? Ты становишься все моложе.

Он рассмеялся.

— Это все Полетт Она обожает свежий воздух — и таскает меня с утра до вечера то на морскую прогулку, то на теннис. Кстати, у меня всего минута. Полетт ждет меня внизу в машине. У нас назначена встреча.

— В машине? Почему ты не привел ее сюда? Я была бы рада познакомиться с ней.

Чарли, который бывал по-детски застенчив, когда вы меньше всего ожидали этого от него, спросил:

— Ты правда хотела бы?

— Конечно! Зачем ей сидеть одной в машине? Пожалуйста, приведи ее сюда. Я пошлю за шампанским.

Он позвонил вниз и дал поручение швейцару. Через пять минут Полетт, темноволосая, в черном бархате, уже входила в апартаменты. Мне она сразу же понравилась. Мне понравилась аура искренности и непосредственности вокруг нее, и мы сразу же почувствовали взаимное расположение. Через пару минут Чарли вместе с детьми начал уплетать мороженое и сладости, а мы с Полетт отправились в гостиную, устроились поудобнее и начали непринужденно болтать, словно знали друг друга всю жизнь.

Как создатель кино, Чарли сделал невозможное. В то время, когда все настаивали на том, что рынка для немого кино нет, он снял «Огни большого города» (City Lights) — картину без звука, за исключением музыкального фона и некоторых звуковых эффектов. И это был совершенный триумф, как с художественной, так и с коммерческой точки зрения. Теперь он готовил еще одну немую картину «Новые времена» (Modern Times), и его ведущей актрисой была Полетт Годдар. Именно ее Чарли возвел на пьедестал, и, безусловно, зная все о порочной, вероломной Лите Грей, она с легкостью могла разделать меня под орех. Это была в высшей степени достойная женщина, это ощущалось в каждом слове и в каждом жесте.

Тем не менее Полетт вела себя без малейшей неестественности или рисовки. Она не стала говорить о себе или Чарли, а сразу же сообщила мне, какая я хорошая актриса.

— Я видела вас, когда вы играли в «Паласе», — сказала она. — Я была на двух представлениях. Вы, безусловно, умеете держать публику в напряжении.

Она рассказала о том, как была простой Полиной Леви из Лонг-Айленда. А я рассказала ей, как была простой Лиллитой Макмюррей из Лос-Анджелеса. Мы болтали о людях и о местах, которые знали в Нью-Йорке, пока в дверь не постучал Чарли и не сказал, что им пора уходить. Полетт встала и улыбнулась.

— Вы нравитесь мне, простая Лиллита Макмюррей из Лос-Анджелеса, — сказала она. — Я с удовольствием встретилась бы с вами снова.

Я проводила их, восхищаясь этой воздушной, светящейся девушкой и завидуя ей. В последующие годы у меня была возможность восхищаться ею еще не раз, и я в неоплатном долгу перед ней за бесконечную доброту, которую она проявила по отношению к моим мальчикам, когда я была беспомощна как мать и как человек. Она щедро дарила им свою любовь, брала их с собой, когда они с Чарли рыбачили или катались на лыжах, терпеливо заставляла их учить французский, который они знали, но забыли. Когда через год после нашей короткой и единственной встречи я легла в больницу на операцию, моя комната была уставлена корзинами с цветами и другими подарками. На карточке были слова: «Выздоравливайте и выбирайтесь оттуда побыстрее. С любовью, простая Полина Леви из Лонг-Айленда».

Здесь, в номере отеля «Амбассадор», я поняла, как я опустошена, и какую зависть испытываю. Я все еще любила Чарли и все еще хотела быть его женой. Полетт обладала всем, чего не хватало мне тогда — когда у меня был шанс. Она была знающей, открытой, внушала доверие и была женщиной, созданной для мужчины. У меня были деньги и карьера. И мне некуда было идти.

С 2500 долларов в неделю мой заработок в водевиле снизился до 550; я все еще была популярна, но перестала быть сенсацией. Парадоксально: хотя я чувствовала, что все время совершенствуюсь как исполнительница, шоу-бизнес становился для меня все меньше чудом и восторгом, и все больше — тяжелым физическим трудом и изнурительными репетициями. Теперь, когда моя популярность стала убывать, самое время было уйти.