Он очень обрадовался этому поручению, так хотелось вырваться в степь, в шум хлебов или на отмели, в дымчатый и звонкий росплеск моря.

Противоречивые и сбивчивые чувства владели Ваней-механиком в те минуты: было и радостно (все же она согласилась выслушать его!), и стыдно (причем тут жалоба Семена?), и обидно (вот она, непрошеная слава — «не нужно так много пить!»), но главное, самое главное прояснилось: она согласилась выслушать его!

Поэтому в течение всей поездки у Ивана было повышенное настроение, которое нисколько не изменилось и в тот час, когда на обратном пути, откуда ни возьмись, по притихшей степи, по буйному разнотравью, по плюшево-пыльной дороге, будто с маху вбивая в землю длинные гвозди, ударил ливень.

Он был такой густой и хлесткий и так заступал дорогу, что Ивану пришлось, памятуя извилины над кручами, ехать с включенными фарами и, как говорится, почти на ощупь.

Километрах, примерно, в двадцати от своего села, когда сизый вал ливня свалился в море, а здесь, по откосам берега, стлался равномерный дождь, неподалеку от проселка, в крутом глинистом овражке, Иван заметил какой-то ящик и над ним запрокинутое колесо.

Он, конечно, встревожился: авария?.. Что ж, в такую непогодь беда висит над головой. Ваня-механик остановил машину, выбрался из кабины и, скользя по глинистому откосу, хватаясь за мокрые стебли бурьяна, спустился на дно овражка. Глина не поглощала воду, и здесь бурлил ручей, а обходной тропинки у русла овражка, конечно, не было, и пробираться к странному ящику Ивану пришлось по колени в этой взмыленной жижице ручья.

Еще не добравшись к ящику, Иван понял, что серьезной аварии не случилось: просто какой-то растяпа водитель уронил в овраг и покинул свой автоприцеп.

Ругнувшись, Иван вернулся к машине за тросом, взял прицеп на буксир и вытащил на дорогу. У створок ящика на скобах он заметил висячий замок, но подумал, что это его не касается. Промок он, что называется, до нитки, да еще по самые плечи вымазался в грязь, однако утешился мыслью, что сделано доброе дело: не пропадать же в овраге имуществу!

Прицеп он оставил на колхозном дворе, а сам зашел в подсобку сторожа обмыться и обсушиться. А пока Иван приводил себя в должный порядок, другие водители открыли ящик, в котором нашли набор слесарного инструмента и три пары новых сапог… Все эти вещи они принесли в контору, и Тихон Миронович сказал, что хозяин, безусловно, найдется, а разине шоферу достанется: шутка ли, бросить государственное имущество в овраге, под дождем!

Под вечер, покончив с делами, Иван обмыл машину и поставил в гараж, а сам, по-прежнему оставаясь в добром настроении, направился домой. Мог ли он думать, что случай с прицепом станет еще одним испытанием в его жизни?

Как это часто бывает в летнюю пору после дождя, утро выдалось ясное, и день обещал быть жарким. Раздольное море недвижно лежало в своем извечном ложе, и черные баркасы на дальнем рейде, казалось, висели в воздухе. Он был красив, этот край мягких тонов, дымчатых далей, золотистых отмелей, душистых трав и ласкового моря.

Но красоты красотами, а дела делами: у рыбацкого хозяйства, которым командовал сдержанный Тихон Миронович, были не только баркасы, шаланды, калабухи, шлюпки и моторные боты, — была и своя молочная ферма, и порядочная площадь зерновых. В горячие страдные денечки заботы в поле хватало каждому, и сам Тихон Миронович то с вилами, то с граблями в руках, показывая добрую завзятость, не уставал на разные лады напоминать, что хотя работа и горька, да хлеб сладок!

В то памятное утро Тихон Миронович, однако, не выезжал в поле, у него оказалось достаточно забот и на берегу. Еще ночью телеграф доставил долгожданную депешу, которая сообщала, что сейнер уже находился в пути и его прибытие к месту базирования намечалось на 10 часов утра.

Еще депеша сообщала, что судно имеет на борту груз бочкотары и соли, крупы, махорки и сахара.

Эти, казалось бы, ничем не примечательные слова депеши Тихон Миронович торжественно огласил вслух, а потом еще перечитывал несколько раз, и люди слушали его с тихими лицами, как слушают музыку.

Событие действительно было велико; впервые за свою историю колхоз приобрел в собственность сейнер; ни мало ни много, специальное рыболовное судно, какому не заказаны и дальние маршруты.

Особенно нравилось Тихону Мироновичу в депеше выражение: «к месту базирования». Что это за «место базирования»? Да ведь это же рейд напротив рыбацкого колхоза, точнее — в трех километрах от села, где имеется небольшой причал, а глубины позволяют малым судам, типа сейнера, траулера или дрифтера, приближаться к берегу почти вплотную.

В девять утра Тихон Миронович, необычно подтянутый и строгий, отдал по конторе устный приказ — всем выйти навстречу «Скумбрии», Предстояло доброе торжество: приемка сейнера, и завхоз уже грузил в полуторку внушительные узлы и оклунки. Одновременно предвиделся и аврал: товары, доставленные сейнером, нужно было сразу же перебросить на берег.

В начале десятого Тихон Миронович вызвал свою «Победу», и через несколько минут она, к всеобщему удивлению, так взревела у крыльца, что в конторе залихорадило стекла, — смущенный молодой водитель признался, что у машины совсем «сказывся» мотор.