– Совсем недавно Кулик, да и Тимошенко докладывали мне совсем другое. Заверяли, что у нас орудий этих калибров хватит с избытком. Просили прекратить их производство… Но за это спрос с них. Вам, товарищ Устинов, нужно тщательно взвесить наши возможности по увеличению поставок этих пушек армии. Сделайте это срочно и доложите мне лично» [63] .

Положение осложнялось тем, что один из заводов, изготавливавший пушки, к этому моменту был эвакуирован. Однако после вмешательства Сталина выпуск орудий вырос. Уже в августе он превысил в шесть, а в сентябре – в одиннадцать с половиной раз показатели июля.

Вследствие того, что армия не смогла остановить немецкое наступление, Сталину пришлось организовать колоссальную операцию по переброске на Восток 2593 промышленных предприятия вместе с оборудованием и рабочим персоналом, составившим 12 миллионов человек.

О грандиозности этой акции говорит уже то, что за 193 дня второй половины 1941 года объем перевозок составил 1,5 миллиона вагонов (7772 вагона в сутки). Из прифронтовой полосы было вывезено 2,5 миллиона голов скота. Чтобы осуществить такую операцию, тоже требовалось время.

Конечно, решения Сталина по удержанию Ленинграда, Москвы и Киева обусловливались не только военно-стратегическим положением этих центров – Сталин заботился о сохранении оборонного потенциала страны.

30 июля в беседе с представителем президента США Гарри Гопкинсом он откровенно заявил, что в этих центрах находится около 70% всех военных заводов. Поэтому Гопкинс сообщил Рузвельту, что «если бы немецкая армия продвинулась примерно на 150 миль к востоку от этих центров, то она уничтожила бы 75% промышленного потенциала России».

Конечно, то, что первые полгода войны Красной Армии пришлось отступать, не было запланированной мерой. К этому вынудили реальные обстоятельства. Но такое отступление само являлось осмысленной стратегией. И все-таки чем руководствовался Сталин, регулярно нанося в первые месяцы войны контрудары по немецким группировкам?

Забегая вперед, приведем эпизод, происшедший в декабре 1941 года. В период переговоров в Москве с министром иностранных дел Великобритании Энтони Иденом в составе делегации, сопровождавшей его, был и советский посол Иван Майский.

Однажды Майский оказался в кабинете Молотова, где находился также и Сталин. Посол позже вспоминал: «Сталин расхаживал из конца в конец по кабинету, на ходу высказывал суждения и давал указания. Когда подготовительная работа была закончена, я обратился к Сталину и спросил:

– Можно ли считать, что основная линия стратегии в нашей войне и войне 1812 года примерно одинакова, по крайней мере, если брать события нашей войны за первые полгода?

Сталин еще раз прошелся по кабинету и затем ответил:

– Не совсем. Отступление Кутузова было пассивным отступлением, до Бородина нигде он серьезного сопротивления Наполеону не оказывал.

Наше отступление – это активная оборона , мы стараемся задержать врага на каждом возможном рубеже, нанести ему удар и путем многочисленных ударов измотать его.

Общим между обоими отступлениями было то, что они являлись не заранее запланированными, а вынужденными отступлениями» [64] .

Сказаное им нельзя воспринимать как импровизацию. Расчеты Сталина были хорошо обдуманы и взвешены. Он прекрасно понимал, что одной обороной войну выиграть невозможно. В сложившихся условиях он выбрал единственно верную тактику: обороняясь и даже отводя войска в глубь страны, не давать противнику укрепить свое положение. Он стремился перехватить инициативу, и регулярно наносимые контрудары ломали планы германского командования: противник нес потери в живой силе и технике.

Но, пожалуй, не менее важным результатом такой стратегии являлось то, что одновременно советские командиры учились воевать. Они приобретали тот бесценный опыт, который был реализован во второй половине войны, когда, обессилев, немцы попятились назад.

«Вы меня, кажется, спрашивали, – говорил историку Г. Куманеву В.М. Молотов, – о роли Сталина в Великой Отечественной войне. Так вот, хочу подчеркнуть, что всем нам очень повезло, что с самого начала войны с нами был Сталин ».

Маршал Василевский позже свидетельствовал, что «первоначальные неудачи Красной Армии показали некоторых командиров в невыгодном свете. Они оказались неспособными в той сложной обстановке руководить войсками по-новому, быстро овладеть искусством современной войны, оставались в плену старых представлений. Не все сумели быстро перестроиться… Сталин справедливо требовал, чтобы военные кадры решительно отказались от тех взглядов на ведение войны, которые устарели, и настойчиво овладевали опытом развернувшейся войны».