Ллойд-Джордж с горечью писал в те дни: «Мистер Чемберлен вел переговоры непосредственно с Гитлером. Для свидания с ним он ездил в Германию. Он и лорд Галифакс ездили также и в Рим. Они были в Риме, пили за здоровье Муссолини и говорили ему комплименты. Но кого они послали в Россию? У них не нашлось самого скромного из членов кабинета для этой цели; они просто послали чиновника иностранных дел. Это оскорбление. У них нет чувства меры, они не дают отчета о серьезности положения сейчас, когда мир оказался на краю бездонной пропасти».

Глава 2 Западная граница

Если смотреть с точки зрения успеха и политической находчивости, Сталина, вероятно, не превзошел ни один государственный муж его времени.

М. Джилас

Допустил ли Сталин ошибку, заключив договор о ненападении с Германией? Не был ли стратегическим просчетом такой шаг в его дипломатической политике? Безусловно, что он и сам задавал себе подобные вопросы. Об этом свидетельствуют его слова, прозвучавшие по радио 3 июля 1941 года, в обращении к советскому народу. И хотя история ответила на все сомнения категорическим «Нет!», такое утверждение требует пояснения.

Умудренный жизнью человек ничего не принимает на веру без убедительных доказательств и внимательного анализа обстоятельств. Сталин обладал достаточным государственным и политическим опытом, чтобы не делать опрометчивых шагов, не взвесив тщательно их последствия.

Еще 10 марта 1939 года в докладе на XVIII съезде партии он отмечал: «Война создала новую обстановку в отношениях между странами. Она внесла в эти отношения атмосферу тревоги и неуверенности. Подорваны основы послевоенного мирного режима, и, опрокинув элементарные понятия международного права, война поставила под вопрос ценность международных договоров и обязательств.

Пацифизм и проекты разоружения оказались похороненными в гроб. Их место заняла лихорадка вооружения. Стали вооружаться все, от малых до больших государств, в том числе и прежде всего государства, проводящие политику невмешательства. Никто не верит в елейные речи о том, что мюнхенские уступки агрессорам и мюнхенское соглашение положили будто бы начало новой эре «умиротворения». Не верят в них также сами участники мюнхенского соглашения, Англия и Франция, которые не менее других стали усиливать свое вооружение. Понятно, что СССР не мог пройти мимо этих грозных событий» [9] .

Это было сказано им еще весной. Уже тогда он определил международную ситуацию как состояние необъявленной войны. Однако все его старания образовать союз стран, способных противостоять агрессивным устремлениям держав оси Берлин – Рим – Токио, встретили неприятие и упорное сопротивление остальных государств Европы. Он понимал причины двусмысленного поведения лидеров «стран Запада»: они подталкивали немцев к войне с Советским Союзом.

1 сентября 1939 года, взломавшее шлагбаум польских границ, окончательно закрепило размежевание европейских интересов. Но, заключив накануне договор о ненападении с Германией, Сталин приобрел множество преимуществ, позволивших ему в дальнейшем успешно решить встававшие перед ним государственные задачи. Главным итогом стало то, что он лишил страны Запада возможности сговориться с Гитлером за его спиной.

Конечно, он не мог знать точно, насколько долго продлится состояние приобретенной мирной паузы, но он использовал лимит оставшегося до «большой» войны времени в полной мере. Сталин не питал иллюзий в отношении намерений Гитлера. Он тщательно взвешивал и рассчитывал средства, позволявшие встретить войну в наиболее благоприятных условиях.

В результате отказа Англии и Франции о совместных действиях с СССР против Германии распад Польского государства стал историческим фактом. Это было утверждено Германо-советским договором о дружбе и границах, подписанным 28 сентября, более известным как пакт Молотова—Риббентропа. Собственно, в самом договоре о дружбе не было сказано ни слова. В действительности речь шла лишь об установлении новых границы на территории «бывшего Польского государства».

Более того, в секретном дополнительном протоколе Советское правительство отказывалось от права включения в сферу интересов СССР Люблинского и части Варшавского воеводств. Взамен на эту уступку к сфере советских интересов отходила территория Литвы. Одновременно заявлялось, что этим решением не будет затронуто «ныне действующее экономическое соглашение между Германией и Литвой».

То есть изначально Сталин не намеревался посягать ни на польские территории, ни на суверенитет и национальную независимость прибалтов. Однако опыт Чехословакии и Польши убедительно показал, что эти почти «банановые» государства не смогут сопротивляться притязаниям Германии. И уже в сентябре Советское правительство обратилось к руководителям Эстонии, Латвии и Литвы с предложением подписать договоры о военном союзе, с предоставлением права размещения на их территории советских военных баз.

Переговоры начались, но правительства Прибалтийских государств не горели желанием попасть под покровительство Советского Союза. Они предпочитали дружбу с немецкими нацистами. Уже на первой встрече в Москве 24 сентября министр иностранных дел Эстонии Карл Сельтер постарался свести влияние СССР до минимума. Он отверг предложение о размещении в стране 35 тыс. советских солдат, соглашаясь лишь на 15 тысяч.

Спор был в самом разгаре, когда в кабинет вошел Сталин. Поинтересовавшись, в чем проблема, и узнав, что речь идет о размерах гарнизона, он отреагировал со своеобразным юмором. Он укорил Молотова: