Ни одна часть и соединение не были готовы принять бой , поэтому были вынуждены или в беспорядке отступать, или погибнуть… Вследствие такого состояния с первых же дней военных действий в частях 4-й армии началась паника… командиры растерялись .

Можно наблюдать такую картину, когда тысячи командиров (начиная от майоров и полковников и кончая мл. командирами) и бойцов обращались в бегство . Опасно, что эта паника и дезертирство не прекращаются до последнего времени, а военное руководство не принимает решительных мер».

Речь идет о той же пресловутой 4-й армии, которой командовал генерал-майор Александр Коробков. Это та «солдатская правда», о которой историография долго умалчивала. О растерянности и панике военных руководителей в Пинской области в первые дни войны докладывал телеграммой от 30 июня и секретарь Луненецкого райкома партии В.И. Анисимов.

Он сообщал, что военные «в панике подорвали артсклады и нефтебазы и объявили, что подорвали их бомбами… В городе полно командиров из Бреста, Кобрина, не знающих, что им делать, беспрерывно двигающихся на машинах на восток без всякой команды, так как старшего войскового командира, который мог бы комбинировать действия войск, нет».

Пожалуй, некая трагикомичность состоит в том, что эта паника, часто превращавшаяся в бегство, немцами была воспринята как осмысленный замысел советского военного командования.

В военном дневнике Франца Гальдера на начало второго дня войны отмечено: «Утренние донесения за 23.06 и полученные в течение ночи итоговые оперативные сводки за 22.06 дают основание сделать вывод о том, что следует ожидать попытки общего отхода противника.

Командование группы «Север» считает даже, что такое решение было принято противником за четыре дня до нашего наступления.

В пользу вывода о том, что значительная часть сил противника находится гораздо глубже в тылу, чем мы считали, и теперь частично отводится еще дальше, говорят следующие факты: наши войска за первый день наступления продвинулись с боями на глубину до 20 км.

Далее – отсутствие большого количества пленных , крайне незначительное количество артиллерии, действовавшей на стороне противника, и обнаруженное движение моторизованных корпусов противника от фронта в тыл , в направлении Минска…»

Конечно, война обнажила расхлябанность, неподготовленность и низкий профессионализм многих военных руководителей. 26 июня партийные секретари Латвии писали Сталину, что хотя имеется достаточно сил для «успешного отражения наступления противника… в штабе (Северо-Западного фронта, где командующим был генерал-полковник Ф.И. Кузнецов) не соблюдаются основные правила организации работы.

Между отдельными войсковыми соединениями нет связи, нет взаимодействия, также нет взаимодействия между отдельными видами оружия (авиация, пехота). Ввиду того, что разведка поставлена плохо, часто авиация не может бомбить колонны противника, так как штабу неизвестно, чьи это колонны … При неудовлетворительной работе штаба положение на нашем участке фронта остается неудовлетворительным».

Член Военного совета Северо-Западного фронта В.Н. Богаткин докладывал Л. Мехлису: «Если идут в бой танки и пехота, нет авиации; если идет в бой пехота – нет артиллерии или танков…»

Участник Первой мировой войны, командующий Северо-Западным фронтом Федор Исидорович Кузнецов тоже не был новичком в армии. Он прошел Гражданскую войну и с 1935 по 1938 год являлся начальником факультета кафедры Военной академии имени Фрунзе; военное образование получил в этой же академии в 1926 году. С 1940 года начальник Военной академии Генштаба. С августа 1940 года командующий войсками Северо-Кавказского, а по 1941г. – Прибалтийского округа. Участник финской войны.

По существу, Кузнецов принадлежал к той же плеяде «гениальных» полководцев, расстрелянных в 1937 году. С 1925 по 1932 год его непосредственным руководителем был начальник и комиссар Военной академии имени Фрунзе Роберт Эйдеман, приговоренный к смертной казни в 37-м. Кузнецов не был расстрелян, как Тухачевский, а в 41-м его обошла судьба Павлова. Но очевидно, что в первые месяцы войны он не справился с теми задачами, выполнение которых могло быть гарантировано его армейским опытом.

Кстати, командующий Северо-Западным фронтом Ф.И. Кузнецов действовал лучше своих коллег. Он не был застигнут началом войны врасплох. Получив из Москвы директиву №1 о возможном нападении немцев уже в 0 часов 30 минут, он поднял части по тревоге и в 6 часов 10 минут докладывал, что в 4 часа он «отдал приказ контратаками отбросить противника и… принял меры, чтобы бомбить противника, не перелетая границы».

Впрочем, о том, что первый эшелон прикрытия границы – пограничные части и стрелковые дивизии встретили нападение в полной готовности, – известно давно. Пограничные части войск НКВД проявили особую стойкость.

Так, в том же Брестском укрепрайоне, где рассыпались без боя части 4-й армии Коробкова, войска НКВД достойно встретили немцев. «С первых минут войны бойцы… открыли прицельный огонь по врагу, заставили залечь в секторах обстрела цепи штурмовых отрядов, остановили на железнодорожных мостах через Буг бронепоезд с черными крестами… На подступах к долговременным укрепленным точкам, где секторы обстрелов накануне войны тщательно выверялись, фашисты несли большие потери.