Однако не будем сочувствовать истерическим слезам генерала армии. Самолюбивый военный не забудет своих слез. Спустя много лет Жуков напишет: «Секретно. Товарищу Хрущеву Н.С. Посылаю Вам проект моего выступления на предстоящем Пленуме ЦК КПСС. Прошу просмотреть и дать свои замечания. Г. Жуков. 19 мая 1956 года. № 72с». Это несостоявшееся выступление маршала имело тему «Состояние и задачи военно-идеологической работы». Но Жуков своеобразно рассматривал вопросы идеологии. Самозваный идеолог писал: «Главным недостатком во всей военно-идеологической работе у нас в стране до последнего времени являлось засилье в ней культа личности».

Бросается в глаза, что это примитивное и даже не оглашенное выступление впоследствии стало основой всего комплекса антисталинской пропаганды в военной теме. Именно из него растут ноги абсурдной трактовки «Заявления ТАСС» от 13 июня и многих других мифов, порочивших заслуги в войне Сталина.

Именно Жуков сочинил идиотский тезис, рассчитанный на дураков, что «это заявление дезориентировало советский народ, партию и армию и притупило их бдительность». Но он не только извратил роль одного из важнейших дипломатических документов предвоенного периода. Используя прием негодяев, Жуков приписал Сталину свою собственную логику и свои мысли.

Он пишет в этом доносе Хрущеву: «Неудачи первого периода войны Сталин объяснял тем, что фашистская Германия напала на Советский Союз внезапно . Это исторически не верно. Никакой внезапности нападения гитлеровских войск не было. О готовящемся нападении было известно, а внезапность была придумана Сталиным, чтобы оправдать свои просчеты в подготовке страны к обороне».

Жуков беззастенчиво лжет. Нигде и никогда Сталин не употребил определение «внезапность» в характеристике обстоятельств начала войны. Тем более в смысле неожиданности, как трактует его полуграмотный солдафон Жуков! В речи от 3 июня Сталин употребил термин « вероломно ».

Но «внезапно» и «вероломно» совершенно разные понятия. Этот термин – «внезапно» – придумал сам Жуков, причем для собственного пользования. Затем хор генералов и маршалов понимающе подхватил этот речитатив, и лишь потом многоголосо и услужливо тему воспели «интеллигентные» историки.

Маршал артиллерии Н.Д. Яковлев справедливо отмечал: «В бесконечных сетованиях наших военачальников о «внезапности» просматривается попытка снять с себя всю ответственность за промахи в боевой подготовке войск, в управлении ими в первый период войны. Они забывают главное: приняв присягу, командиры всех звеньев – от командующих фронтами до командиров взводов – обязаны держать войска в состоянии боевой готовности. Это их профессиональный долг, и объяснять невыполнение его ссылками на И.В. Сталина не к лицу солдатам» [50] .

Но поразительно иное. У имевшего лишь трехклассное образование Жукова хватило примитивной житейской хитрости, чтобы растиражировать свою ложь. И еще как растиражировать! Это он стал автором мифов о «растерянности» Сталина, о «неподготовленности страны к обороне и организованному отражению нападения противника», о «подозрительности и недоверии к военным кадрам».

Его умышленная, выношенная в злопамятном сознании клевета стала следствием личных обид и неудовлетворенного тщеславия полуграмотного человека. Жуков без какой-либо аргументации утверждал: «Генеральный штаб, Наркомат обороны с самого начала были дезорганизованы Сталиным и лишены его доверия ». Кстати, кроме неудавшегося бывшего начальника Генштаба Жукова, об этом не писал ни один руководитель военного периода.

Впрочем, о каком доверии либо недоверии могла вообще идти речь, если Генеральный штаб, по словам самого же Жукова, не знал «истинного положения войск противника и своих войск, что имело решающее значение в управлении войсками».

Но повторим, начальник Генерального штаба отвечал не только за работу подчинявшейся ему военной разведки. Именно в распоряжении Жукова находились « войска связи Генерального штаба ». Не отдельные подразделения, а «войска»! Как уже говорилось, расстрелянный начальник связи ЗапОВО генерал Григорьев на суде показал, что его « части не были отмобилизованы, не были своевременно отмобилизованы войска связи Генштаба ».

И Жуков не забыл своей нервной слезливой истерики. Впоследствии у него даже появился своеобразный патологический комплекс в отношении к связистам. Рядовой связист Николай Лазаренко с горькой иронией рассказывал: «Больше всего наши радисты, которые работали на самом «верху», боялись не немецких пуль и осколков, а собственного командующего… За время войны легендарный полководец около 40% своих радистов отдал под трибунал. А это равносильно тому, что он расстрелял бы их собственноручно.

«Вина» этих рядовых радистов, как правило, заключалась в том, что они не могли сиюминутно установить связь… Человек с другой стороны провода мог просто быть убитым. Однако Жукова такие мелочи вообще не интересовали. Он требовал немедленной связи, а ее отсутствие воспринимал как невыполнение приказа – и не иначе.

Отсюда и псевдоправовая сторона его жестокости – трибунал за невыполнение приказа в военное время. …Взбешенный отсутствием связи, герой войны мог и собственноручно пристрелить ни в чем не повинного солдата» [51] .

Но это будет позже, а пока минула лишь первая неделя войны. Неэффективные действия армии и ее руководства, не сумевшего остановить продвижения противника, стали очевидны, и, конечно, такого темпа наступления немцев Сталин не мог ожидать. У него не было иллюзий в отношении скорого улучшения обстановки, и он уже отдавал себе полный отчет, что ситуация будет ухудшаться и приведет к утрате значительной части территории страны. Война должна была превратиться во всенародную.