Мы разожгли костер и разогрели консервы.

— Я понял причину появления нечисти, с которой вы встретились тогда, полковник, — сказал отец Василий, — Храм Ужаса поднимает все темное и дьявольское в душе человека. И среди этой тьмы есть место и материализованном злу. Если темная сила способна поднимать миллионы людей и заставлять их до чудовищных преступлений, то она же способна и создавать чудовища, которые олицетворяют зло.

— Может, так оно и есть, — задумчиво сказал Бойчук, — но почему не все люди подвержены злу.

— Я верю в Бога, — ответил священник.

Мы закончили еду и аккуратно убрали остатки. Отец Василий отошел и начал молиться. Все остальные молчали и я не знал, о чем думают и на что надеются в своих мыслях мои товарищи.

— Ну что, ребята, пошли, — нарушил молчание Кожух.

Полковник долго стоял, глядя на верхушки деревьев, потом, словно придя в себя после забвения, быстро приказал:

— Мы берем факелы. Первым иду я. За мной отец Василий и Бойчук. Прикрывать нас со спины пойдет Кожух.

Я окаменелое и растерянно воскликнул.

— А я?

Полковник подошел ко мне и неожиданно мягким голосом сказал.

— Ты не пойдешь.

Я ошеломленно смотрел на него.

— Пойми правильно, Андрей, ты уже был в Храме Ужаса и второй раз останешься в нем навсегда.

— Я должен идти с вами, — упрямо заявил я.

Полковник медленно, чеканя каждое слово, проговорил.

— Пан подхорунжий, второй раз ни один человек не сможет войти туда и при том остаться человеком — мы охотимся на зло, а оно охотится на нас. Поэтому слушайте мой приказ: сейчас мы спускаемся туда, а вы немедленно возвращаетесь к Подебрад. В любом случае, вы останетесь единственным, кто знает все детали этой истории, и именно вы будете сохранять знания о Храме Ужаса. Все. Прощайте.

Полковник на мгновение сжал мне плечо, закинул рюкзак за спину и взял в руки факел. Ко мне подошли Бойчук, священник и Кожух. Я молча пожал им руки. Ладони были крепкие и горячие. Кожух несколько секунд смотрел мне в лицо, потом последовал за остальными.

— Ну, с Богом, казаки! — сухо сказал полковник, зажег факел и исчез в отверстии. За ним ступили Бойчук и священник. Кожух на мгновение задержался и оглянулся на меня — показалось, что он сказал, но что именно, я так и не услышал. Еще минуту в проеме flickering свет, постепенно лозунг и наконец окончательно исчезло.

С час я просидел возле отверстия, в котором исчезли мои друзья. Никогда в жизни мне не было так плохо. Несколько раз я срывался и решительно подошел к отверстию, но потом упоминание об приказ полковника заставляла меня возвращаться.

Так прошло несколько часов — ни звука не доносилось из темноты. Наконец я в отчаянии махнул рукой и побрел назад, к польской границе.

Осенний дождь казался безграничным. Вода была повсюду — лилась из черных деревьев, хлюпала под ногами, пропитывала каждую нить одежды. Казалось, еще немного, и на землю зринеться последняя волна, чтобы поглотить глупый человеческий род. Полковник остановился и, храпя распухшим горлом, напряженно прислушивался к вязкой тьмы. Ему показалось, что он оторвался от погони. Лес молчал. Позади остался задушен страж и три прошитых автоматными очередями беглецы. Полковнику повезло больше. Который раз в жизни…

К концлагеря он попал почти случайно. Начальник городского гестапо, просматривая реестры подозрительных мещан, не смог поверить, что человек с такой биографией не входит в Организации или Повстанческой Армии, и на всякий случай распорядился посадить полковника в концлагерь.

Концлагерь был наскоро построенный в 1939 году для нужд Построенного Социализма, но продолжил свое бесперебойное функционирование и на пользу Тысячелетнего Рейха.

За колючей проволокой в дощатых бараках уныло ждали своей очереди евреи, цыгане, военнопленные, представители и другие многочисленные враги «программы — минимум» национал-социализма. Иногда, не чаще раза в неделю, несколько десятков узников загоняли на грузовики и увезли в лес, освобождая место для новых обреченных.

Непрерывный лай собак, колючая проволока и пулеметы на вышках, пронзительный голод, сырость и холод быстро превращали заключенных на серую, отупілу массу. Полковник сразу понял: если он не сбежит в ближайшее время, то вскоре голод подточит тело, а тупой отчаяние, которым дышали даже дощатые стены барака, душу.

С первой минуты полковник начал внимательно присматриваться к другим узников. Через несколько дней он уже точно знал — трое из них еще способны продираться сквозь пулеметы на вышках. Лейтенант Красной армии, который только два месяца назад закончил офицерские курсы и в первом же бою попал в плен; молодой сельской парень, связной Организации, и рабочий, заподозренный немцами во вредительстве. Ночью они убили часового и убежали.