— Эту философию вам вряд ли удастся втолковать, например, индусам.

— А зачем втолковывать? Ты бывал в цирке?

— Да.

— Значит, ты видел, как диких хищников — африканских тигров и львов — учат там прыгать через огонь, стоять на двух лапах. Ты думаешь, они понимают, что делают доброе дело? А дикарь, дорогой философ, порою бывает хуже всякого животного. И сам при этом считает себя человеком. Вот почему и трудно объяснить ему, что он животное. Не так ли, Артур?

— Сущая правда, господин полковник. Здешние — еще ничего. Наши негры куда хуже. Не могут отличить белое от черного. Настоящие дикари!

— Слышишь, философ?

Ричард помолчал, потом ответил:

— В одном я твердо убежден: никогда наш путь не сойдется с путями азиатов или африканцев!

— Ого! Это уже что-то новое! — Я старался не менять тон, хотя глупые рассуждения Ричарда начинали меня раздражать. — На основании каких фактов вы пришли к таким глубоким выводам, уважаемый философ? Объясните!

— Объяснить нетрудно, — уверенно продолжал Ричард. — Мы называем азиатов варварами, а африканцев дикарями. Они тоже не питают к нам симпатии. Зовут нас палачами, грабителями… Как могут сойтись пути, если сердца бьются не в лад?

Мне очень хотелось осадить Ричарда. Но такой возможности не было. Наша автомашина карабкалась на холм. И вдруг, перевалив его, въехала в обширную, раскинувшуюся с юга на север зеленую долину. Стало легче на душе. После удручающих, мертвых песков свежая зелень долины показалась новым миром.

Рассекая долину надвое, по ней бежал арык с проточной водой. На берегу арыка виднелись кибитки и шалаши— должно быть, жилье переехавших на полевые работы дехкан [13] . По обе стороны дороги в ярких лучах солнца поблескивали огромные арбузы.

Как только мы начали спускаться с холма, из шалаша, стоявшего неподалеку от моста через арык, торопливо выбежали двое военных. Размахивая руками, они направились наперерез нашей машине. Я мигнул Артуру и Джону и велел остановить машину. Высокий, тощий офицер, подойдя ближе, заговорил на ломаном английском языке.

По погонам я определил, что незнакомцы — русские офицеры. Как они сюда попали? Кто такие? Множество вопросов шевелилось в моей голове. Я ответил на родном языке, хотя по выговору чувствовалось, что офицер неважно знает английский:

— What can I do for you, dear friends? [14]

Незнакомцы, видимо, не вполне поняли мой ответ. Высокий, тощий офицер на чистом французском языке спросил:

— Может быть, среди вас кто-нибудь знает французский?

Я выпрыгнул из машины и протянул руку:

— Давайте лучше поговорим по-русски…

Лица офицеров прояснились. Подошедший первым назвал себя. Он — штабс-капитан Герасимов, а его спутник— поручик Петросов. Я предложил им сигарет и спросил, каким образом они попали сюда. Герасимов, просительно посмотрев на меня, ответил:

— Если у вас есть время, уделите нам десяток минут. Мы бежали из кушкинского гарнизона. Слышали, что генерал Маллесон двигается с войсками на Асхабад. Мы идем к нему. Простите, с кем имею честь?..

— Я — полковник Форстер. Один из помощников генерала Маллесона.

— О-о! Сам бог послал вас нам. Теперь мы вас не отпустим, господин полковник. Мы пришли к вам. — Штабс-капитан приказал, обратясь к товарищу: — Ступай позови князя. Быстро!

— Что, среди вас есть даже князь?

— Да, есть один хроменький князек. Натер в дороге ножку и не может ходить.

В этот момент подошел и сам князь. Это был крепкий, средних лет голубоглазый блондин со светлыми усиками. Одна нога его была обута в сапог, а вторая, обмотанная белой тряпкой, засунута в чувяк с заложенным внутрь задником. Шел он прихрамывая, опираясь на толстую палку.

Я решил проверить, действительно ли эти офицеры из Кушки. Спросил, знают ли они капитана Воробьева. Первым откликнулся Петросов:

— Еще бы! Очень хорошо знаем. Мы собирались идти вместе. Но князь заболел, и нам пришлось остаться. Как мы слышали, капитану не повезло. А где его жена? Где Екатерина? Вы не знаете?

— Екатерина, по всей видимости, сегодня выехала из Мешхеда в Асхабад. Она вышла замуж.

— За кого?

— За министра иностранных дел Закаспийского правительства, господина Дохова.

— Ого! Тогда нам привалило счастье…

Мне и самому хотелось потолковать с офицерами. Ведь в Герате предстоял серьезный разговор с афганцами о Кушке. Офицеры подвернулись в самый нужный момент. Я расстегнул пояс, на котором висел пистолет, и, бросив его в машину, сказал:

— Чтобы поговорить спокойнее, господа, бросьте и вы ваше оружие в машину.