Никола пихнула ногой кошку по имени Мерси, чтоб не путалась под ногами, и та в мгновение ока прыгнула на коврик у камина, подняла хвост и мстительно, бесстыдно нагадила, и Бренда, тыча пальцем в Мерси, истошно завопила, и Гарнес пришел в неистовое возбуждение и стал как-то не вполне пристойно наскакивать на Энди, а Руфь стояла посреди всего этого, огромная и неподвижная, и ничего не предпринимала, и тогда Боббо окончательно вышел из себя.

— Полюбуйтесь, из чего состоит моя жизнь! — кричал он. — И так всегда. Там, где появляется моя жена, все летит вверх дном! Удивительная способность всем устраивать веселую жизнь, всем без исключения!

— Если бы ты хоть немного любил меня! — причитала Руфь.

— Да как же можно тебя любить?! — орал Боббо. — Тебя в принципе любить невозможно.

— Будет вам. Вы сегодня оба не в себе, — сказал Энгус, отказываясь от дальнейшего единоборства с ковром. — Успокойтесь — все встанет на свои места. Устали, заработались…

— Еще бы, такую лямку тянуть! Шутка ли — двоих детей поднимать, — заметила Бренда. — Кстати, Боббо, характер у тебя всегда был не подарок, даже в детстве.

— Да что ты привязалась к моему характеру! — истерично завопил Боббо. — Что ты о нем знаешь? Тебе всю жизнь было не до меня!

— Пойдем, Бренда, — сказал Энгус. — Меньше слов, меньше слез. Поедим в ресторане.

— Мудрое решение! — не унимался Боббо. — Скажу вам по секрету, что моя драгоценная женушка успела вывалить все волованы на пол!

— Нервы, нервы! Надо быть добрее! — сказала Бренда. — Вон в Лос-Анджелесе строят дома без кухни — там давно уже никто сам не готовит. И правильно делают!

— Ну вот, для кого же я старалась? Весь день у плиты провела, — жалобно всхлипнула Руфь. — Никто даже не хочет попробовать.

— Да что там пробовать — все равно жрать нельзя! — рявкнул Боббо. — Почему мне так не везет? Всю жизнь мучаюсь с женщинами, которые элементарно не умеют готовить!

— Я позвоню тебе утром, детка, — сказала Руфи Бренда. — По-моему тебе нужно сейчас принять ванну, лечь пораньше и хорошенько выспаться. Вот увидишь, сразу станет легче.

— Никогда не прощу тебе, что ты так по-хамски вела себя с моей матерью, — ледяным тоном сказал Руфи Боббо — достаточно громко, чтобы мать могла услышать.

— Твоя жена меня ничем не обидела. А вот ты действительно вел себя по-хамски. И я отлично умею готовить, только не вижу в этом большого смысла.

— Семейная жизнь — вещь непростая, — философски заметил Энгус, надевая плащ. — Как, впрочем, и воспитание детей — с наскоку тут ничего не добьешься, это труд, ежедневный, кропотливый труд. Конечно, распределить обязанности поровну не всегда получается, кому-то приходится львиную долю забот брать на себя.

— Да уж! — со значением произнесла Бренда, сердито натягивая перчатки. Глаза у нее рассеянно блуждали. Справа под мышкой — где она забыла побрызгать дезодорантом — на ее элегантной телесно-бежевой блузке расползалось темное пятно. Из-за этого она казалась слегка асимметричной.

— Ну, довольна? — обернулся к Руфи Боббо. — Рассорить моих родителей — это, знаешь ли, надо постараться! Но ты же не можешь спокойно видеть, когда другим хорошо, тебе надо тут же все испортить. Так уж ты устроена.

Бренда и Энгус удалились. Они шли по дорожке рядом, но не касаясь друг друга, каждый сам по себе. Семейные неурядицы — заразная штука. И те, кому повезло в браке, трижды правы, если сторонятся тех, кому не повезло.

Руфь укрылась в ванной и заперла за собой дверь. Энди и Никола извлекли из холодильника шоколадный мусс и на пару его уничтожили.

— По-настоящему, мне надо бы тебя проучить и сию же минуту отправиться к Мэри, — прокричал Руфи Боббо, пригнувшись к замочной скважине.

— Натворила ты сегодня дел! Всех взбаламутила, всех вышибла из колеи — родителей, детей, меня! Даже животные, и те занервничали. Но зато теперь мне все с тобой ясно. И где только раньше были мои глаза? Ты просто жалкая, ничтожная личность. Ты плохая мать, никудышная жена и отвратительная хозяйка. Да что говорить, разве ты женщина? Знаешь, кто ты? Хочешь я тебе скажу? Ты дьяволица, чистая дьяволица!

Едва он произнес эти слова, как ему показалось, что в неподвижной тишине за дверью произошло некое качественное изменение. Он подумал даже, что ему, вероятно, удалось поразить ее в самое сердце, и вот сейчас дверь тихо откроется, и она выйдет к нему с повинной головой и станет просить прощения, но сколько он ни стучал, ни бился в дверь, она так и не вышла.