Хрен - не заметили. Заметили и сволокли в тюрьму, заспанную тушку разбудить не получилось. В тюрьме я.

Говно, а не тюрьма. Сбегу. Вся в щелях.

Хлопнув щелястой дверью, в комнату зашел Гонсало с парящим горшком в руках. М-м-м! Мясо! Хочется? Ага! Значит, здоров.

Дверь снова скрипнула, пропустив на порог зловещую фигуру в свисающем до пола коричневом грубом шерстяном плаще. Словно старый взъерошенный гриф, сложив за спиной крылья, шагнул комнату. Мрачный, широкая щляпа надвинута на крючковатый нос, глаз не видно - только щеки и узкий небритый подбородок. Молча приблизился, выпростал из-под плаща руки и водрузил на скамью лепешку и меховой бурдюк. Не из медведя - меховой. Из коровьей или лошадиной шкуры, шерстью наружу, или из другой неведомой зверушки. Но воняет лошадью. Литра на три.

Лепешку на скамью положил примерно туда, где я недавно слюни во сне пускал, а до меня кто-то задницей салил, салил, пока в конец не засалил. Рядом клацнул донышком по камню горшок, выпущенный из богатырской гонсаловой руки. Понятно. Садитесь жрать, пожалуйста.

Так же молча тюремщик развернулся и вышел, оставив нас вдвоем вкушать принесенное богатство. А дверь плотно не прикрыл. Сразу сбежим или сначала позавтракаем? По мне - можно сразу: сбежим, найдем приличный трактир и уже там поедим. Хитрый Гонсало за ночь где-то раздобыл тюремный плащ - такую же колючую власяницу, почти новую. Если я под нее занырну - выйдем вдвоем, никто и не заметит. Молодец, Гонсало, здорово придумал!

– Откуда это?

– Что? Это? Это капа, ваше сиятельство. Можно сказать - национальное... Без капы не комильфо. La capa, как говорят кастильцы, abriga en invierno у preserva en verano del ardor del sol! Плащ укрывает зимой и предохраняет летом от жара солнца. Вам? Купим, если пожелаете. Но альмавива вам больше подходит по статусу, граф.

– Где Кугель?

– Сейчас ложки принесет. Ложек не оказалось.

– Каких ложек? Мы где - в тюрьме?

– Бог с вами, ваше сиятельство. Утро еще. Мы на постоялом дворе, привыкайте.

– К чему? Здесь что, во всем городе не оказалось нормальной гостиницы? Мы прячемся?

– Нет, граф, мы не прячемся. Обычный постоялый двор, ventas, других здесь нет. Завтракайте и пойдемте к алькайду предъявлять наши бумаги. Стоит поторопиться, разрешить некоторое недоразумение: мы не совсем правильно пересекли границу. Часа через два пополудни, если не изволим пошевеливаться, нас может побеспокоить альгвасил, задавая неприятные вопросы. Нам нужны осложнения с коррехидором?

Алькайд, альгвасил, коррехидор. О как! Чего-то их много на нас. Вываленной информации вполне хватило, чтобы я ожесточенно помотал ноющей головенкой на распухшей шее и твердо сказал:

– Не нужны!

Дверь снова скрипнула: боком, толкая ее задом, зашел Кугель, прижимая к себе плошку с чем-то... Чем-то вроде салата. Капуста, морковь, что-то еще. Присоединив свою внушительную лепту к нашему общему столу, вытащил из кармана серебряные ложки и вручил каждому. Правильно, что купил их тогда в Бордо, теперь вижу. Пригодились.

– Вот это - настоящее оливковое масло. Испанское! Как пахнет...

Че, Гонсало - и дым отечества нам сладок и приятен?

Черпнул ложкой салат, принюхался. Довольно непрятный, резкий запах. Во Франции мне казалось, что оливковое масло вообще-то не пахнет, не портит вкус. Зачерпнул мяса - та же вонь. Как можно по такому соскучиться? Не хочу. Все-таки болен.

– Как вы себя чувствуете, ваше сиятельство?

– Так себе. Ты как? Посмотришь потом мою шею?

– Давайте сейчас. Отойдите к свету. Вот так. М-м-м...

Всмотрелся, сокрушенно покачал головой, хотел потрогать, но передумал, отдернув руку. Близоруко жмуря глаза, опять всмотрелся, почти прижавшись носом к моей шее.

– Царапина, ожог, воспаление. Гонсало, графу нужен врач. Позвольте, я протру вином и сделаю повязку?

– Давай.

Пока Кугель крутился надо мной, продолжил пытать жующего Гонсало.

– Помыться, переодеться, нормально поспать?

– Здесь - нет. Умыться у колодца. Переодеться в новый костюм можете в карете. Кугель?

– Слышу.

– Врача?

– Поищем.

– Альгасил?

– Алькальд. Спрошу - покажут. Возможно - там же, где и раньше.

– Найдем?

– Найдем.

– Лошади? После вчерашнего они вряд ли смогут в ближайшие дни... Моя ранена.

– Моя убита, пуля попала в голову. Ту, на которой вас догнал, придется вернуть. Мы в Испании: в карету запряжем мулов, купим нам пару коней - три из упряжки годны в заводные, четвертую оставим здесь.

Когда вылезли наружу, утро было в самом разгаре. Огляделся. В кино тратили деньги, создавая декорации пыльного американского городка на Диком Западе. Такого, что посреди пустыни: скалы, апачи, ковбои, гремучие змеи. Дураки, ехали бы сюда.

Дома вдоль улицы построены с размахом, большие, но какие-то полуразвалившиеся. Где дыра на крыше, где-то стена осыпалась, где-то ползабора внутрь двора завалилось - ну так, на первый взгляд. Сходу.

Ковбои тоже присутствуют - у стены нашего сараеобразного караван-сарая, прямо на земле, сидят, нахохлившись, четверо аборигенов, закутавшиеся в свои капо... капы... плащи. Носы опустили внурь - вынюхивают что-то там у себя под плащами или высматривают? На наш выход не среагировали, давно сидят. Двое таких же мрачных типов в потрепанных широких шляпах с обвисшими краями устроились у деревянного столба на выезде со двора, тихо беседуют. Вряд ли - о нас. Мельком брошенный взгляд одного равнодушно скользнул и переместился на прежнюю точку. Что-то там интересное на пыльной буроватой земле. Второй вообще не пошевелился.