Капитан прервал его с ледяным высокомерием:

– Если ты считаешь, дружище, что мы вышли на прогулку к Столпам Мелькуинна, скажем, с грузом кож и плохого вина в трюме, то ты ошибаешься. У нас наличествует все необходимое снаряжение. И даже сверх того.

– Вот об этом я тоже хотел сказать, сэр. Я должен заглянуть в ваши каюты и трюмы, сэр. Каюты и трюмы, – повторил этот тип.

Капитан Каспиус Бреннан широко раскинул руки, как будто хотел обнять морского пограничника:

– Пррошу!

Тот перегнулся через фальшборт «Кубка бурь» и махнул своим людям, дожидающимся на низкой палубе сторожевого корабля:

– Давай!

На наш корабль взошел какой-то низенький пузатый тип с плетеной корзиной в руках. На моряка он не походил совершенно. Капитан Бреннан смотрел на эту корзину так, словно толстяк держал в руках гниющую медузу, облепленную вонючей слизью. Или лошадиное дерьмо.

Оказалось, что это не столь далеко от истины. Толстяк энергично прошелся по шкафуту. Остановился около большого палубного люка. С него лил пот. Он выпустил из корзины нечто напоминающее коротконогую собаку с длинным туловищем и сплющенной головой.

Нет, не собака. Пузатая ящерица с небольшим гребнем. Она напомнила мне то страшилище, что нашли мы в проломе стены на Языке Оборотня, близ Малой Астуанской башни… Конечно, эта тварь, что шустро выстукивала сейчас лапками по палубе «Кубка бурь», была меньше в несколько раз.

Ящерица пробежала по шкафуту и бодро свалилась в люк.

– М-да… Вряд ли моим матросам может понравиться, что к ним является такое пугало, – неодобрительно сказал капитан Бреннан. – Хотя дело ваше.

Толстячок сбежал по трапу на нижнюю палубу вслед за ящерицей. Его не было около двух минут, а потом раздался истошный поросячий визг, и из глубин корабля исторгло толстяка-проверяющего.

– Опа! – сказал выглянувший из-за моей спины Ржига.

Ящерка, сомкнув челюсти, висела у него на щиколотке. Толстяк пытался сбить ее ударами второй, неповрежденной, ноги. Плескал ладонями по бедной пупырчатой шкуре, по которой плыли радужные волны. Вопил так, что закладывало уши. Ничего не помогало. Казалось даже, что тварь еще плотнее сомкнула челюсти.

– Какой у вашего животного аппетит необузданный. Кормить надо основательнее, – сказал Жи-Ру, выглянувший из камбуза на крики бедняги.

Пограничный офицер нервно теребил ухо. Было видно, что в его практике это первый такой случай.

Между тем тварь, вцепившаяся в ногу толстяка, пошла разноцветными пятнами. Если на тот момент, когда ее выпустили из корзины, ящерица-поисковик была зеленовато-бурой с серыми вкраплениями, то теперь она напоминала палитру пьяного художника. Наползая друг на друга, вылезали синий, грязно-оранжевый, светло-зеленый, аляповато-красный. Впрочем, белого и светло-серого тона становилось все больше. И в тот момент, когда на ее шкуре истаяли последние цветные пятна и осталась лишь вот эта мертвенная матовая белизна цвета надгробного камня, она разжала челюсти и упала на палубу.

Рядом рухнул воющий толстяк. Из глубоко распоротой зубами ноги хлестала кровь.

– Что это все значит? – громко сказал я. – Сэр Каспиус?

– Я бы хотел адресовать тот же вопрос нашему гостю.

Как мне показалось по тону, капитан несколько лукавил… Все-то он понимал. Просто не хотел говорить сам.

Морской пограничник прокашлялся, угрюмо наблюдая за тем, как двое его людей стаскивают по трапу бесчувственного толстяка и вот эту белую, гипсом застывшую тварь.

– Хорошо, сэр. Пусть будет по-вашему. С королевским патентом я спорить не могу и не стану, вы вольны взять на борт все, что разрешено законом. Только вот что я вам скажу от всей души, сэр: наши зверюшки обучены находить любую контрабанду растительного и животного происхождения. Так вот, в вашем случае нашла она что-то экстраординарное. Небывалое. За двадцать лет ничего подобного я не видел. Даже когда к нам по ночам на платформу взбирались светящиеся придонные твари, и эта ящерица предупреждала нас об этом посещении. Белый – это цвет страха, – с хрипотцой выговорил он. – Да, сэр. Панического, чудовищного ужаса. Этот ужас заставил ее вцепиться в ногу собственному напарнику. Честь имею, сэр. Удачи. Счастливого пути!

– Угу…

Офицер пошел по трапу, перекинутому со шкафута «Кубка бурь» к кормовой надстройке патрульного судна. Но в последний момент он повернулся к Каспиусу Бреннану-младшему и тихо сказал:

– Вот я пожелал вам удачи и счастливого пути. Не стану лукавить такому человеку, как вы, сэр: я мало верю, что мои слова вам помогут. Вы везете что-то такое, сэр, чему не могу подобрать слов. В любом случае – я рад, что схожу с борта вашего корабля, – донеслись до меня слова офицера.

О чем он говорил?

О ком?..

Четвертый день пути.

Это было забавно. Я встал с пола, осмотрел неглубокий порез на предплечье и произнес:

– Так что все-таки у нас на борту, сэр Каспиус?

– Ты воспринял слова этого любопытного флотского буквально? – усмехнулся капитан Бреннан и убрал саблю в ножны. – Ты что, все полтора часа практики думал об этой дохлой ящерице?

– И о ее визжащем хозяине.

– Зря. Работа с холодным оружием – это не только руки, это прежде всего голова. Ты должен быть сосредоточен на тех приемах, которые оттачиваешь. А ты отвлекаешься. Думаешь непонятно о чем… о ком. – Бреннан сдвинул брови и смотрел на меня откровенно неодобрительно. – Тебе доводилось видеть таких тварей? Это поисковая ящерица пограничников. Чутье у этой твари неимоверное, раз в десять лучше, чем нюх у самой хорошей собаки. Она почти безголосая, но результаты ее работы сразу видны на ее шкуре. Спроси у своего друга Жи-Ру, не везет ли он в своих запасниках каких-нибудь особенно ядреных приправ?