Одна из купюрных «катушек» здорово похудела, но в портфеле оставалось более чем достаточно. Юзи даже точно не помнил сколько. Он чист — ни жучков, ни хвоста — и полон первобытной ярости. Бык, истекающий кровью на арене. Чувствуя, как прибывает прежняя сила, Юзи остановил черный кэб и распорядился, чтобы его везли в Кенсингтон-Руф-Гарденс. Теперь он был готов к Либерти.

Юзи как-то раз бывал в Кенсингтон-Руф-Гарденс, когда еще работал на Бюро в ранге «катса». Выступая в роли русского торговца оружием, он пытался сбыть представителю грузинского правительства партию старых израильских автоматов «галиль». Бюро в свое время занималось подготовкой грузинского спецназа, и теперь грузины рвались обеспечить солдат тем оружием, которое использовалось на тренировках. Бюро придерживало поставки, чтобы Юзи, он же русский торговец, мог зайти с черного хода и продать по завышенной цене. Идея была в том, чтобы грузины — которые платили Бюро огромные суммы по договору о военной подготовке — не поняли, как это самое Бюро их обдирает.

Полученные излишки, объяснили Юзи, пойдут на финансирование деятельности Бюро за рубежом. Он не протестовал против операции открыто. Но черная полоса для него уже началась. Он пререкался с Игалем из-за заданий, которые ему поручали, и методов, которые ему рекомендовали применять. Ему приказали хладнокровно убить трех человек и посоветовали быть наглее и жестче. Несколько раз Игаль в сильных выражениях объяснял ему, что он должен доверять вертикали управления. Юзи понимал, что рискует карьерой, но не мог переступить через собственное мнение. А потому жил надеждой, что его кони, Московиц и Ротем, смягчат удар, который нанесет ему Игаль, когда его слабое терпение лопнет.

Юзи вошел в лифт следом за двумя женщинами в шубах и стал в углу. Никто не обратил на него внимания. В новой одежде он хорошо вписывался в здешний круг. Женщины вышли; Юзи доехал до верхнего этажа в одиночестве. Двери бесшумно раскрылись. Все было таким, как он помнил: декоративные аквариумы, тихое позвякивание приборов, официантки в черном, великолепные виды на Лондон. Юзи надеялся, что известные ему с тех пор пути отхода тоже остались нетронутыми.

Заслышав имя Евы Клюгман, официант едва заметно повел бровью и с особой бережностью принял у Юзи пальто. Потом он исчез. Юзи подошел к огромному окну и посмотрел на город. Взгляду открывались миллионы отдельных жизней. Рождения, смерти, мечты и разочарования, жестокость. Так много обычных людей. Как же вышло, что он вращается вокруг общества по орбите, то погружаясь в насилие и ужас, то выныривая из них? «Рорбау» лип к его спине как магнит, как проклятие.

Официант жестом пригласил Юзи следовать за ним и вывел через ресторан на частный балкон. Юзи заказал водку с тоником, и официант растворился, оставив его одного. Было холодно, но над головой жгли ночной воздух газовые обогреватели. Вокруг ни души. В памяти всплывали сцены мятежа, вспыхнувшего двадцать лет назад в лагере беженцев Дейша. Юзи прошелся по балкону, глядя на город внизу, сверкающий, холодный и прекрасный. Одну руку он держал в кармане, поближе к «рорбау». Балкон огибал угол здания. Юзи вышел за поворот; там, облокотившись на перила, стояла женщина. На миг Юзи показалось, что она в хиджабе. Потом он сообразил, что это Либерти, закутанная в норковый мех. На шее у нее горели бриллианты, на локте висела маленькая сумочка, а в руке голубовато мерцал коктейль, который не мог быть ничем иным, кроме как водой с перно. И снова она была воплощением элегантности, но на сей раз иным воплощением. Более могущественным, более таинственным, более опасным.

— Привет, — просто сказала она. — Выпьешь?

— Я уже заказал, — отозвался Юзи. — Водку с тоником.

— Водку с тоником, — повторила Либерти и рассмеялась.

Юзи улыбнулся в ответ, пытаясь расшифровать ее поведение.

— Неприятности? — спросила она, кивая на его раны.

— Поскользнулся в душе.

— О, ты меня утешил. Я боялась, что это семейные разборки.

— Если бы ты знала мою жену, то не говорила бы так.

— Почему же? Она душенька?

— Нет, она стерва.

— Держу пари, что мне она и в подметки не годится.

— Думаю, ты права.

Либерти скользнула по нему двусмысленным взглядом и поманила к двери в дальнем конце здания. Дверь открылась в частный обеденный зал с одним-единственным столиком. Официанты вынырнули из тени и отодвинули для гостей стулья. Они сели; сомелье преподнес Юзи карту вин в кожаном переплете.

— Предпочтения? — осведомился Юзи.

— Красное, — ответила Либерти. — Давай начнем с красного, а когда подадут ужин, перейдем на белое.

— Из вин Нового Света?

— Нет. Что-нибудь богатое, фруктовое. Что-нибудь насыщенное.

Юзи пробежал взглядом по списку, пропуская дешевые марки.

— Как насчет примитиво? — спросил он. — Апулийского примитиво?

Либерти кивком отпустила сомелье, и их с Юзи оставили одних.

— А ты умеешь выбирать вина, — сказала Либерти, — и еду, полагаю, тоже. Израильские шпионы всегда производили на меня впечатление.

— Мы тренируемся за обеденным столом премьер-министра.

— Знаю. Я все знаю о Моссаде.

Она придвинулась ближе и улыбнулась выражению шока, мелькнувшему на лице Юзи, когда она произнесла последнее слово.

— Не волнуйся, — сказала она. — Этот зал абсолютно чист. Официанты приходят только тогда, когда я их зову. Можем говорить что хотим. Полная конфиденциальность. То, что нам нужно — и что я смогу гарантировать, — если мы будем работать вместе.