— По-моему, исчерпывающая информация. А какова цель?

— Тут-то нам и нужна твоя помощь. Как тебе известно, в Иране существует пять ядерных объектов.

— Да, — сказал Юзи, — завод по производству тяжелой воды в Эраке, секретная обогатительная установка в Куме, центр по обогащению урана в Натанзе, центр по переработке урана в Исфахане и атомная электростанция в Бушире.

— Ответ на отлично. Меньшего я и не ждала, как-никак, у тебя Моссад за плечами, — с иронией проговорила Насрин. — Так вот, на двух из них — в Куме и Натанзе — имеются довольно глубокие подземные бункеры для хранения желтого кека. Проблема в том, что дешифровщики из Маленького Тегерана не могут понять, на который нацелились израильтяне.

— Ничего удивительного.

— Вот как?

— Последние восемнадцать месяцев Моссад пользуется шифром, в котором для обозначения целей предусмотрена совершенно другая система.

— Тогда понятно.

— МРБ до сих пор до этого не дошло?

Насрин покраснела и ничего не ответила.

— Где на самом деле хранится желтый кек? В Натанзе или Куме? — прямо спросил Юзи.

— Я не могу тебе этого сказать. Не сейчас. Суть в том, что израильтяне, возможно, планируют бомбить не тот объект — как-никак, мы стараемся сливать им дезу. С другой стороны, их цель может быть верной.

— То есть вам надо знать, по которому из объектов они ударят.

— Именно. Взглянем на это вот с какой стороны. Если уж израильтяне решили поразить цель, они ее поразят — никто и ничто их не остановит. Так что, если они правильно выбрали объект, нам придется перевезти желтый кек в другое место. Но перевозка желтого кека — дело опасное. Начать с того, что израильтяне наверняка следят за целью — нам нужно будет убрать кек, не вызвав подозрений. Кроме того, существует проблема безопасности. Сейчас кек хранится глубоко под землей, и израильтянам нелегко будет его уничтожить. Но когда его извлекут на поверхность и повезут, в кузове грузовика или еще как-то, он внезапно станет гораздо более уязвимым. Если израильтяне об этом прознают, им не понадобятся противобункерные бомбы, они просто запустят ракету — и бах. Был желтый кек и весь вышел. Или же его могут угнать бандиты или кочевники. Кроме того, грузовик может попасть в аварию, и желтый кек рассыплется по дороге. Случиться может все, что угодно.

— Одним словом, вы не хотите его перемещать, если в этом нет необходимости.

— Совершенно верно.

— Поэтому вы хотите, чтобы я расшифровал ваши разведданные и сказал вам, куда израильтяне собираются сбросить противобункерные бомбы.

— Правильно. Данные получены из моссадовского источника, так что методы кодировки наверняка тебе знакомы.

— Сразу два объекта израильтяне, по-вашему, бомбить не станут?

— Вся наша информация указывает на единичную атаку. — Насрин помолчала, пристально вглядываясь в лицо Юзи. — Ты нужен Ирану, Юзи. Я знаю, ты сможешь. Я знаю, у тебя хватит сил через это пройти.

Взгляд Юзи посуровел.

— Мир заключают только равные с равными, — сказал он. — Вот принцип, которым я руководствуюсь. — Он откинулся на спинку кресла и посмотрел в окно. — Возможно, дело в высоте, — проговорил он. — Отсюда все кажется проще.

Наступила пауза.

— Эта операция особенная, — сказала Насрин. — Мы изменяем жизни миллионов людей. Мы как стихия — цунами или землетрясение. Сила природы. Меня переполняет… не знаю. Это наполняет меня энергией. — Ее голос изменился, стал более мягким, тихим, почти гипнотическим. — Это то, ради чего мы появились на свет, — продолжала она. — Я никогда не увлекалась религией. Но это? Это наш час. — Она придвинулась ближе, и Юзи подался ей навстречу. — Мы как боги, — сказала она.

Несколько мгновений они сидели не шевелясь; гул двигателя заполнял пространство между ними. Потом Насрин притянула Юзи к себе и прильнула губами к его губам, как будто пыталась вобрать в себя его прятавшуюся в глубине душу.

Остановка в Стамбуле прошла без приключений, и они снова поднялись в небо, совершая последний этап перелета. Все было спокойно. Убаюканный гулом двигателя, Юзи опустил спинку кресла и попробовал уснуть. До кульминации оставались часы, но ему почему-то было спокойно здесь, на носу воздушного судна, в окружении облаков. В кабине стояла приятная прохлада; воздух был свежим и чистым. Сознание помутнело до состояния легкой дремоты, но сну целиком не поддалось. В дымке полуяви мысли сами собой потекли по коридорам памяти и перенесли Юзи на двадцать лет назад, в черноту предрассветной ночи на восточной кромке Иудейской пустыни, на берег Мертвого моря, самой низкой точки на планете. Ему было восемнадцать, и он только что закончил тиронут, курс начальной подготовки. Его отряд выстроили в колонну по одному, и каждый боец нес заряженное оружие и рюкзак с полным комплектом снаряжения, а кроме того, держал перед собой горящий факел. Юзи поднял голову и увидел шарик своего пламени на фоне бесконечности ночи — одно звено в цепочке из тридцати факелов, тридцати солдат, готовых отдать жизнь за свою страну. Они поднимались во мраке по Змеиной тропе, все выше и выше, без передышки, и только пот выступал у них на лбах, когда подъем становился чертовски крутым; все они находились в расцвете сил, как физических, так и духовных, и мысли их были направлены на то, чтобы достичь вершины.

Лента пылающих факелов вилась все выше в гору, и каждый шаг был исполнен упертой решимости. Они взбирались на широкое скалистое плато Масада — важнейшее из символических мест Израиля. В 72 году нашей эры, во время первой еврейско-римской войны, группа еврейских воинов, так называемых «кинжальщиков», [28] укрылась в крепости на этой вершине. Армия Флавия Сильвы вела осаду, и, соорудив насыпь из земли и камней, римляне сумели подняться к стенам крепости и пробить их с помощью тарана. Но внутри не нашли ничего, кроме мертвых тел. Евреи — все девятьсот шестьдесят человек — предпочли погибнуть от собственных мечей, чем попасть в плен к врагу. Теперь для каждого отряда молодых бойцов, заканчивавших начальный курс в израильской армии, проводили ночную церемонию в старинной крепости Масада.

Марш продолжался долго, но Юзи и его товарищи были так сосредоточены, что для них он пролетел как одно мгновение. То был их час. Тяжело дыша, они выстроились в каре; подняли бело-голубые флаги; и церемония началась.

Юзи никогда не забудет чувства, которое испытал тогда, в медных отсветах факелов, стоя плечом к плечу с людьми, вместе с которыми учился воевать. Сейчас, в кабине самолета, он ощущал себя легким, необремененным, свободным, далеким от всего, что могло потянуть его вниз, ограничить; тело казалось почти прозрачным, сотканным из радуги. Но в ту ночь на вершине Масада, ступая по камням, которые девятнадцать веков назад еврейские воины окропили собственной кровью, он чувствовал себя вросшим в землю. Нет, не просто вросшим в землю — он ощущал себя частью земли. Будто огромные валуны, песок и пыль Израиля слепили статую в форме человека; будто залитая кровью земля праотцов ожила в нем. Его скелет был высечен из священного камня и стянут грязью Мертвого моря; его глазные яблоки были шариками кристаллизовавшейся соли, а по руслам его вен текла лава еврейской гордости. Ибо это место принадлежало ему по праву рождения, это была суть его наследия, в равной степени проклятого и благословенного. И когда церемония подошла к финальному, воодушевляющему аккорду, Юзи открыл рот вместе со всеми собратьями, их зубы сверкнули в сумраке, точно сколы мрамора, и раздавшийся звук был громом тысячи землетрясений: Масада больше не падет! Масада больше не падет!