«Подобает поучити мужам жен своих с любовью и благорассудным наказанием, жены мужей вопрошают о всяком благочинии, како душа спасти, Богу и мужу угодити и дом свой добре строити, и во всем ему покорятися и что муж накажет, то с любовью приимати и творити по его наказанию» [243] .

За какие-то сто лет, со времени первых культурных преобразований Петра I, этот идеал семейной жизни изменился полностью (или почти полностью). В шуточном послании Ф.И.Тютчева к А.В.Шереметеву (1823 г.) обыгрывается еще один расхожий стереотип того времени:

(Заметим в скобках: полный смысл слова адъютант — при переводе с латыни — помощник, коим предлагается стать двадцатитрехлетнему офицеру при пятнадцатилетней девочке).

Это не значит, конечно, что в дворянских семьях всегда командовала жена. Можно найти примеры и совершенно чудовищной власти мужа: борисоглебский уездный казначей, секунд-майор Матвей Никитич Толстой у себя в деревне «сек жену нагую кнутьями, сделал насилие приданной ее девке» [244] . Отставной полковник Фрейтаг зачастую бил одновременно и прислугу и жену, а однажды, когда жена его попыталась заступиться за сенную девушку, он выпорол жену «на той самой девушке, которую собой заслонила» [245] . Жена К.Ф. Рылеева, рассказывала о том, как ее свекор, человек «крутой и властолюбивый» запирал свою жену в погреб [246] .

Но если говорить о тенденции, об образе семьи, который составляется из мемуарных свидетельств той эпохи, то муж сохранял чисто номинальное главенство, а реальную власть в деревне имела жена. Приведенные же выше примеры «семейных отношений» уже в то время воспринимались, как варварство, жестокость и самодурство. С сочувствием приводились примеры обратные. Князь П.А.Вяземский, описывает семью князя Оболенского: «В семействе и в хозяйстве княгиня была князь и домоправитель, но без малейшего притязания на это владычество. Оно сложилось само собою к общей выгоде, к общему удовольствию с естественного и невыраженного соглашения» [247] .

Еще большую симпатию вызывает образ Михаила Ивановича Донаурова, который будучи «под башмаком жены» называл ее ласково «мафамушкой» [248] . Сентиментальный век (на самом деле — II половина века XVIII-го), переросший в век романтический, требовал от мужчины и мужа не подчинения жене, а несравненно большего: любви, обожания, и в идеале — обожествления «своего ангела». Так, генерал-от-кавалерии и московский предводитель дворянства С.А. Апраксин у себя в Ольгино выстроил в честь жены беседку «наподобие греческого храма», поместил внутри мраморную статую жены, а над входом приказал сделать надпись золотом по-французски: «Дом добродетели» [249] .

Правда, у особо нежных отношений мужа к жене была не только литературная, но и экономическая основа. По российским законам при заключении брака имущество не объединялось, и жена сама владела и, при желании, управляла всеми своими имениями. Отметив этот странный для британки «русский» обычай, К. Вильмот оставила нам ценное наблюдение:

«Каждая женщина имеет права на свое состояние совершенно независимо от мужа, а он точно также независим от жены.

(…) Это придает любопытный оттенок разговорам русских матрон, которые, на взгляд кроткой английской женщины, пользуются огромной независимостью в этом деспотическом государстве» [250] .

Идеал жены в представлении помещика очень хорошо передает анонимное стихотворение, помещенное в 1825 г. в «Московском телеграфе» под названием «Ответ приятелю, советовавшему мне жениться»:

Соединение финансовой независимости жены с обычаем выдавать замуж в 15–18 лет, часто отзывалось злой шуткой для мужей. Мы говорим сейчас не об изменах, а о тещах. Вот как описывает эту ситуацию Завадовский в письме к приятелю: «В течение трех месяцев успел я жену обрухатить. Мать, любя горячо ее, не могла с нею разлучиться» [252] .

Молоденькая супруга, выходя замуж, оставалась в моральной, а отчасти и в материальной зависимости от своих родителей. Иногда переезд тещи в дом молодых проходил безболезненно. А.Т. Болотов, например, женившийся на тринадцатилетней девочке, просто оды в прозе писал теще на страницах своих воспоминаний. Именно теща стала интересоваться книгами в его кабинете, сопровождать молодого хозяина в поездках по полям и поддержала его занятия агротехникой, принесшие ему, впоследствии, славу лучшего земледельца страны. Жена же, оторванная ранним браком от кукол, скучала и требовала балов.

Но порой теща становилась диктатором в доме дочери. Вот один такой пример: теща Д.В. Мертваго, 47-летнего генерал-провиантмейстера в отставке, попросила его поехать из деревни в Тверь, куда в это время (1810 год) на время приехал Александр I. Генерал, будучи в натянутых отношениях с императором, ехать не хотел. Разговор с государем ему ничего хорошего не сулил. Но теща считала, что ему выпал удачный случай вернуть расположение двора. Дальше предоставим слово самому Д.Н. Мертваго: теща, «отзываясь слишком смело, требовала моего послушания, которое я вынужден был сделать» [253] . И поехал генерал в Тверь наживать «многие неприятности».