– Нет ли у тебя сигареты, Клеархос? – послышался женский голос.

Он обернулся и увидел Катерину, сидевшую на диване как раз за колонной. Достал пачку сигарет и протянул ей. Потом сел рядом. Катерина подвинулась и слегка прислонилась своими обнаженными плечами к спинке дивана.

– Мне режет глаза, – сказала она. – Всегда, когда в долго засиживаюсь здесь, у меня кружится голова. Все из-за этих ламп. Как поживает София?

– Хорошо, – неохотно ответил он.

– Она поступила в «Колорадо» – мне говорил Зафирис…

Клеархос протянул руку, словно желая остановить ее. Но Катерина вдруг засмеялась.

– Ну и глупая девчонка! – воскликнула она, не обращая внимания на то, что Клеархос внезапно переменился в лице. – Когда ты в первый раз пришел с ней в нашу компанию, она все спрашивала меня: «У вас дома фасоль готовят с сельдереем и морковью?» Ты сам отвел ее в бар, чтобы она помогала хозяину обирать посетителей?

– Да, я. Ну и что из того?

– Как ты уговорил её? Неужели она не противилась?

Чтобы не закричать, Клеархос с силой сжал кулаки. Слышно было, как он скрежещет зубами.

– Нет. Только плакала, – прошептал он.

Клеархос знал Софию еще в те времена, когда служил в торговой конторе господина Герасимоса. Он часто встречал ее на улице, но долгое время они не были знакомы и не здоровались. Но она ему очень нравилась, и он заглядывал ей в глаза, когда она проходила мимо. Она тотчас опускала взгляд, и на ее лице можно было прочесть волнение, какое охватывает скромную девушку, едва она завидит соседского парня, проявляющего, как она об этом догадывается, к ней интерес. Если она несла булку, то от смущения не знала, в какой руке держать ее, а если ставила куда-нибудь горячие судки с обедом, с которыми шла домой, то тотчас хватала их, обжигая себе руки, и спешила свернуть за угол.

Отец ее был судьей и провел двадцать лет в провинции, в разных городах. Ограниченный человек, с устарелыми, консервативными взглядами, в пятидесятилетнем возрасте он женился на дочери директора гимназии из города Волос. Супруга его была далеко не первой молодости; она быстро привыкла к характеру мужа и безропотно подчинялась ему, во всем. Судья переселился окончательно в Афины за два года до того, как смертельно заболел. Его болезнь затянулась, и он был в таком тяжелом состоянии, что размеренная, упорядоченная жизнь семьи полностью была нарушена. Почти каждый день София носила мочу на анализ, бегала за лекарствами и часто выходила поздно ночью, чтобы позвать врача. А прежде, едва стемнеет, она носа не высовывала за дверь, так как судья кричал, что только проститутки слоняются вечером по улицам. Однажды, возвращаясь в сумерки из аптеки, она встретила у моста Клеархоса. Это случилось как раз в тот период, когда Клеархос пытался побороть свою робость перед женщинами.

Он увидел ее издали и остановился. У нее было крепкое, несколько полное тело, круглое личико и две перекинутые на грудь золотистые косы, которые придавали ей сходство со славянкой. Девушка приближалась, она сжимала обеими руками склянку с лекарством. Смущенно потупив глаза, София промелькнула мимо него, как молния. Но когда она дошла до другого конца моста, то услышала позади себя его быстрые шаги.

– Подожди минутку… Куда ты спешишь? – прошептал он.

Она не ответила и пошла быстрее. Тогда он схватил ее за руку. Сердце девушки готово было выскочить из груди.

– Оставьте меня, пожалуйста.

– Одну минутку, мне надо кое-что сказать тебе…

– Оставьте… не держите меня…

– Одну минутку, будь добра…

Он и сам был смущен своим нахальным поведением. Отпустил ее руку и пошел рядом с ней. Его голос стал ласковым.

– Я хочу сказать тебе… Ну, пожалуйста…

Девушка остановилась, прижимая к себе склянку с лекарством.

– Что вам надо? – прошептала она и стала красной, как помидор.

У него щеки тоже горели. Он попытался улыбнуться, но не знал, что сказать.

– Как тебя зовут? – еле слышно проговорил он.

– София.

– А, София!.. Я встречал тебя столько раз, но… Где ты живешь? В переулке за футбольным полем? Туда ты сворачиваешь…

Они прошли несколько шагов, храня молчание. На углу она сказала испуганно:

– Пожалуйста, не идите дальше, а то кто-нибудь нас увидит.

– Хорошо, я уйду… уже ухожу. Завтра в это же время я буду ждать тебя на мосту… Придешь?

– Если смогу…

На другой день, к вечеру, она ускользнула из дому раньше, чем проснулся; отец. Она долго бродила по центральной улице и каждую минуту смотрела на часы в магазинах. Ей было шестнадцать лет, и впервые в жизни ей предстояло свидание с молодым человеком. Она не опоздала. Но на мосту уже валялось несколько окурков, брошенных Клеархосом. С того дня началось их знакомство. Пока болел отец, София находила разные предлоги, чтобы вырваться вечером из дому, и они встречались ненадолго где-нибудь в поселке в укромном уголке.

После смерти судьи Клеархос привел ее однажды к себе в подвал. Она отдалась ему без всяких колебаний. Они появлялись всюду вместе, не обращая внимания на сплетни соседей. Мать прожужжала ей уши избитыми нравоучениями: девушка из порядочной семьи, слоняющаяся с мужчиной, с которым она не обручена, губит свою репутацию; ах, если б отец был жив… Или: если бы у него были честные намерения, он пришел бы просить ее руки. Но София не придавала никакого значения словам матери.

Сначала Клеархос не только любил Софию, но и безгранично уважал ее. Он долго не решался привести ее в свою компанию и связь с ней держал в тайне даже от Зафириса. Когда он бывал со своей любимой, к нему словно возвращалась его прежняя чистота. Его трогала наивность Софии, ее простодушные суждения, ее нежность – она так ласково гладила его по щекам, что ему хотелось выбежать на улицу и кричать от счастья. Но постепенно он стал уставать от внутренней раздвоенности (в то время он уже привык равнодушно выслушивать нападки хозяина и растрачивал взносы клиентов). Он убеждал себя, что сам надоел Софии, и подумывал, как бы от нее отделаться, но жалел ее. И так как ее близость не только не давала прежнего ощущения чистоты, но стала докучать ему, он тащил Софию в компанию «Мазик-сити».