— Он прекрасно держится, — прошептал ей в ответ господин Майснер. — Но бедняжка Берта! Теперь она не сможет вернуться раньше второго акта.

Сидевшая сзади них цветущая дама в платье, расшитом блестками, шикнула на них.

Блауэр, прежде чем сделать движение, дал возможность человеку зайти за металлическую опору, за которой укрылся сам.

— Господин Блауэр, — раздался голос.

Блауэр закрыл ему рот левой рукой и вонзил лезвие в спину. Красноречивый хрустящий звук подтвердил, что нож достиг своей цели. Воздух заструился изо рта мужчины в руку Блауэра. Мастер сцены вытащил нож и ударил еще три раза, пока тело не упало на пол.

Сегодня вечером ничто не могло остановить его.

Вертен нервно расхаживал у люка, ожидая возвращения рабочего сцены. Тот управился с отбившимся от своры псом и схватил адвоката за руку в тот момент, когда он уже приподнял люк. Мужчина наотрез отказался пропустить Вертена и собирался поднять шум по этому поводу, что могло привлечь внимание Блауэра.

Тогда адвокат потребовал от него спуститься вниз и привести мастера сцены. Он разъяснил изумленному работяге, что господин правительственный советник Ляйтнер лично желал незамедлительно увидеть его по поводу заключительной сцены. Там требуется срочное изменение.

— Вечно одно и то же, — пробурчал мужчина. — Додумаются до какого-нибудь безобразия в последнюю минуту, и надо, чтобы мы это сделали…

Вертен посочувствовал труженику храма искусства, но проявил непреклонность в том, что Блауэр должен быть непременно вызван.

Однако же рабочий что-то уж долго не возвращался. У Вертена зародилось тяжкое подозрение. Это был дурной признак.

Он услышал первые звуки увертюры и тотчас же медленно приоткрыл крышку люка.

Берта отворила потайную дверь в закулисное помещение как раз в тот момент, когда Вертен начал спускаться по ступенькам под крышкой люка. Она не обратила никакого внимания на увещевания рабочего сцены, что посторонним вход ограничен. Она даже отбросила предупреждение, которое ей посылало ее тело, — возобновление тошноты, постоянно напоминавшее ей о ее беременности.

Музыка Вагнера заполонила собой и пространство под сценой, так что Блауэр не услышал, как крышка люка поднялась вновь. Он не потрудился перевернуть убитого и поэтому не обнаружил свою ошибку.

Блауэр увидел, что его смертоносный заряд находится на месте, и ухмыльнулся. Еще одна из тех вещей, подобных умению нанести ножом смертельный удар, которым его обучила жизнь на улице.

Волна ненависти, ненависти, доводящей до белого каления, нахлынула на него от одной только мысли о том, какое влияние на его жизнь оказал — и как исковеркал ее — Малер. Если бы не он, Ганс стал бы великим композитором, возможно, директором Придворной оперы, а он, Вильгельм Карл, тоже смог бы стать известным музыкантом. Разве он не проявил свои композиторские способности в закодированном отрывке, посланном Вертену и Гроссу? Минули все эти годы трудов и подготовки мести — надеть на себя личину Зигфрида Блауэра и стать мастером сцены, чтобы подобраться поближе к своему врагу, — и вот теперь какие-то минуты отделяют его от успеха. Сейчас, перед сменой декорации первой сцены, он должен покинуть этот подвал, напоминающий подземную тюрьму.

Как только музыкальный поток обрушился на него, Блауэр повернулся к выходу.

— Что вы затеяли, Блауэр?

Он лицом к лицу столкнулся с Вертеном и отскочил в сторону, как будто увидел привидение.

Тогда взгляд адвоката упал на бездыханное тело рабочего сцены, и внезапно вскипевший гнев переполнил его.

— Какой же ты зверь!

Блауэр не промолвил ни слова, но испустил животный рык и прыгнул на Вертена; оба упали на пол.

Вертен попытался откатиться от противника, но Блауэр сдавил его медвежьей хваткой, явно намереваясь покончить с ним. О каком благородстве могла идти речь: Вертен нанес ему коленом удар в мошонку, вызвавший болезненный стон. На мгновение Блауэр ослабил свою хватку, и Вертену удалось вырваться от него, но, как только он начал подниматься, противник ударил его по ногам. Боль пронзила правое колено, хотя он все равно пытался встать на ноги.

В тусклом свете сверкнуло стальное лезвие, когда рука Блауэра молниеносно взлетела вверх от его сапог. Мастер сцены метнул нож в адвоката, но промахнулся, и клинок с искрами влетел в металлическую опору. Вертен быстро сбросил свой сюртук, обернул его вокруг левой руки и начал кружить вокруг наседавшего Блауэра. Тот сделал ложный выпад влево, затем ударил справа, но Вертен, увернувшись, отскочил назад.

Однако отступать дальше было некуда, его спина уперлась в металлическую опору, и Блауэр ухмыльнулся оскалом помешанного:

— А это для вас, господин адвокат!

Он сделал стремительный рывок в сторону Вертена, но вдруг его голова дернулась, а ничего не понимающие от потрясения глаза вылезли из орбит. Блауэр рухнул на пол.

На месте, где стоял его враг, Вертен увидел Берту — она высоко держала в правой руке одну из своих вечерних туфель; острый каблук сломался при ударе.

— Берта… — Он машинально обнял ее.

— Сейчас не время для этого, — отстранилась она, освобождаясь от его рук.

— Но как ты узнала про Блауэра? — поразился Вертен.

— Говорю тебе, сейчас не время, — упорствовала Берта. — Все объяснится потом. Что он задумал?

Вертен не стал терять время и начал стягивать потерявшего сознание Блауэра шнурками своих собственных башмаков; для надежности он связал его, подобно стреноженному поросенку, кожаным ремнем. Попутно он удостоверился, что у того нет оружия.

И только тогда он заметил тянущиеся от кожаной сумки проводки, прикрепленные штифтами: один — к нижней части вращающейся сцены, другой — к неподвижной части пола сцены. Концы этих двух проволочек были соединены третьим обрывком.