— Но я слышал, — промолвил Вертен, подмигнув Берте, — что это вполне привлекательный город.

Гросс положил вилку и нож и бросил уничтожающий взгляд на адвоката:

— Мой дорогой Вертен, я знаю вас много лет и поэтому не буду введен в заблуждение вашим ошибочным невинным замечанием. Достаточно сказать, что назвать подобное захолустье городом уже оказало бы дурную услугу языку. Это — пыльное и грязное скопление ветхих домишек, многим из которых внешне придан вид австрийских строений, но по большей части они представляют собой истинную потемкинскую деревню. Их фасады могут иметь вид многоэтажных зданий, но за ними прячется один, в лучшем случае два грязных, убогих этажа. Такой обман произвел бы впечатление даже на Екатерину Великую.

Взглянув на своего мужа, Берта вопросительно выгнула брови.

— Я уловил это выражение вашего лица, милостивая государыня, — продолжал Гросс. — Вы полагаете, что я преувеличиваю. Ни в коей мере. В Черновцах хвастаются, что население перевалило за сто тысяч, но вам придется потрудиться, чтобы отыскать хоть одного немца. Не в обиду будет сказано, но эта дыра — просто разросшееся еврейское местечко.

И Вертен, и Берта, оба с еврейскими корнями, слишком привыкли к бессознательным антисемитским высказываниям Гросса, чтобы предпринять какую-либо попытку возразить. Как это ни странно, он совершенно не имел намерения оскорбить их; для него это была простая констатация факта.

— Я слышала, что там развил весьма бурную деятельность музыкальный театр, — вставила свое слово Берта.

— Если вам доставляют удовольствие преувеличенные страсти цыганской музыки…

— Так что же, там нет вовсе ничего притягательного? — удивился Вертен.

— Я слышал, что математик Леопольд Гегенбауэр родом оттуда, — пожал плечами Гросс, вновь берясь за нож и вилку. — Короче говоря, дорогие друзья, натуральное болото. Моя бедная женушка Адель погибает от недостатка общества и культуры. Как только выдается случай, она старается улизнуть, чтобы навестить свою кузину в Париже или позаботиться о нашей пустой квартире в Граце. Что до меня, то мне повезло иметь одного-двух сообразительных учеников. От остальных отечеству будет больше пользы, если они пойдут служить в армию.

— Я уверена, вы сами не верите в это, доктор Гросс, — очень к месту ввернула Берта.

— А я уверен в противном, дорогая госпожа. Если уж не послужат пушечным мясом, так, может, станут толковыми доярами и конюхами. Черновцы — ужасное место. Однако же власти предержащие в конце концов решили признать мои труды, предоставив мне кафедру по криминологии, и это является единственной причиной, по которой я пребываю там. Если криминалистике когда-либо будет суждено получить статус истинной науки, то от меня потребуется превратить мое отделение в первоклассный центр исследования и обучения уровня Парижа или Скотланд-Ярда.

Некоторое время они молча продолжали есть, настенные часы за спиной у Вертена приятным тиканьем перемежали звон столовых приборов о фарфор.

Наконец Гросс поднял глаза от своей тарелки.

— Прошу вас простить мои отвратительные манеры, — извинился он. — Несу пустое о своих делах и не забочусь узнать о том, чем же увлечены вы.

— Ну, — начал Вертен, — мы тут были немного заняты.

Гросс потер руки.

— Поделитесь чем.

— Делали ремонт в квартире, покупали новую мебель.

Те хлопоты, без которых обычно не обойтись молодоженам.

Гросс покрутил кончики своих седых усов.

— Вам прекрасно известно, что я спрашиваю вас не об этих повседневных делах.

— Ах, ну расскажи же ему, — сжалилась Берта.

Вертен улыбнулся при этих словах — его жена была наделена более сочувствующим сердцем.

— Мы работаем над новым расследованием.

— Вот это другое дело, — оживился Гросс. — Я знал, как только вы опять разок попадете в криминальный мир, вас не вытащишь оттуда. С кем это связано?

— С Малером.

— С композитором? Что же он совершил кроме того, как терзать наши барабанные перепонки своей музыкой?

— Дело не в том, что совершил он, — объяснил Вертен, — но, скорее, в том, что некто пытается совершить по отношению к нему. Похоже на то, что Малер стал целью убийцы.

— Чудесно. — На сей раз Гросс в восторге захлопал в ладоши. — Кстати, — бросил он в сторону Берты, — как вы полагаете, не перейти ли нам к десерту? — Затем, сияя улыбкой, вновь обратился к Вертену: — Продолжайте.

За кофе и штруделем Вертен подробно рассказал о проведенном до сих пор расследовании: то, что казалось отдельными несчастными случаями, в обобщенном виде позволяло думать о нескольких неудавшихся покушениях на жизнь Малера.

— Надеюсь, вы разузнали побольше об этой девице Шиндлер? — внезапно прервал его Гросс.

— Разузнали? — удивился Вертен.

— Проверили данные о ее приватной жизни, — пояснил Гросс.

— Я прекрасно знаю, что означает это проклятое слово, Гросс. Но с какой целью разузнавать о ней?