— Помимо стычек со шранками, — говорил тем временем наследный принц, — у Зеума не было внешних врагов со времен Ранней Древности… дней, когда правил прежний аспект-император. В нашей земле события чтут больше, чем богов. Я знаю, что тебе это может показаться странным, но это правда. Мы, в отличие от вас, «колбасников», не забываем своих отцов. По крайней мере, кетьянцы ведут хроники! Но вы, норсираи…

Он покачал головой и возвел глаза к небу — шутливая гримаса, призванная дать Сорвилу понять, что его попросту поддразнивают. Кажется, все выражения лица говорят на одном и том же языке.

— В Зеуме, — продолжил принц, — у каждого из нас есть книга, в которой говорится только о нас, книга, которая никогда не заканчивается, пока сильны наши сыновья, наши самвасса, и в книге этой подробно описываются деяния наших предков и что они заслужили себе в загробной жизни. Важные события, такие как битвы или походы, подобные этому, — это узлы, которые связывают наши поколения, они делают нас единым народом. Поскольку все ныне происходящее связано с великими свершениями прошлого, мы чтим их больше, чем ты можешь себе вообразить…

Есть чему удивиться, подумал Сорвил. И есть откуда черпать силы. Разные страны. Разные традиции. Разный цвет кожи. И при этом все, в сущности, похожее.

Он не один. Как он был глуп, считая себя одиноким.

— Но я же забыл! — сказал Цоронга. — Говорят, что твой город простоял непокоренным почти три тысячи лет. Так же и Зеум. Единственная реальная угроза, стоявшая перед нами, восходит к временам кенейских аспект-императоров, которые послали против нас свои армии. Мы их называем «Три боевых топора»: Биньянгва, Амара и Хутамасса — битвы, которые мы считаем самыми славными моментами в нашей истории и молимся, чтобы погибшие там подхватили нас, когда мы рано или поздно выпадем из этой жизни. Поэтому, как ты можешь себе представить, имя «аспект-император» вырезано в наших душах! Вырезано!

То же можно было сказать и о Сакарпе. Трудно было себе представить, что один человек в состоянии вызвать подобный страх в противоположных концах света, что он способен вырывать с корнем королей и принцев далеких стран, как выпалывают сорняки, а потом пересадить их на одну делянку…

Неужели один человек может обладать такой силой? Один человек!

В возбуждении Сорвил понял, что ему надо делать. Наконец-то! Он чуть не вскрикнул, так внезапно и с такой очевидностью поразила его эта мысль. Он должен понять аспект-императора. Не слабость, не гордость и не глупость отца привели к падению Одинокого Города…

Только лишь неведение.

Взгляд наследного принца, пока он рассказывал, был обращен внутрь, лицо его светлело с каждым поворотом повествования и с каждым отступлением от темы, как будто каждый раз он делал маленькое, но очень важное открытие.

— Так что когда пришла весть о том, что Аувангшей отстроен заново… Можешь вообразить. Порой казалось, что, кроме Трех Морей и Новой Империи, других тем для разговоров не существует. Кто-то ликовал — те, кто устал жить в тени великих отцов, другие боялись, полагая, что гибель приходит ко всему сущему, так почему Великий Священный Зеум должен быть исключением? Мой отец числился среди первых, среди сильных, так я всегда считал. Посланники аспект-императора все изменили.

— Что произошло? — спросил Сорвил, чувствуя, что голос возвращает себе прежнее звучание. Цоронга такой же, как он сам. Возможно, сильнее, разумеется, опытнее, но точно так же запутался в обстоятельствах, которые привели его сюда, к этому разговору в диких заброшенных землях.

— В посольстве их было трое, два кетьянца и один «колбасник», как ты. Один из них с виду боялся, и мы решили, что просто он потрясен пугающим величием и роскошью нашего двора. Они подошли к отцу, тот сурово посмотрел на них сверху вниз, не покидая трона, — у моего отца это хорошо получалось, сурово смотреть.

— Они сказали: «Аспект-император шлет тебе свое приветствие, великий сатахан, и просит тебя отправить трех посланников на Андиаминские Высоты, дабы ответить сообразно».

Рассказывая, Цоронга наклонился вперед и обхватил колени руками.

— Отец переспросил: «Сообразно?»…

Принц умолк на мгновение, будто сказитель. Сорвил представлял себе всю эту сцену: помпезность и блеск двора великого сатахана, знойное солнце между толстых колонн, черные лица на галереях.

— Тогда эти трое вытащили изо рта бритвы и перерезали себе горло! — Цоронга сделал по-кошачьи резкое и короткое движение рукой. — Убили себя… прямо на наших глазах! Врачи отца пытались спасти их, остановить кровь, но ничего нельзя было сделать. Умерли прямо вот так, — он показал жестом и взглядом на место в нескольких футах перед собой, словно видя призраки погибших, — и тянули при этом какой-то безумный гимн, до последнего вздоха — пели…

Он напел закрытым ртом несколько тактов странной монотонной мелодии, устремив невидящий взгляд в воспоминания, потом повернулся к молодому королю Сакарпа с тоской и недоумением в глазах.

— Аспект-император подослал к нам трех самоубийц! Это было послание. «Видишь? Посмотри, что я могу! Теперь скажи: а ты такое сможешь?»

— И он смог? — ошеломленно спросил Сорвил.

Цоронга провел по лицу ладонью с длинными пальцами.

— Ке амабо хатверу го…

— Я слишком многого хочу от своего отца. Я знаю, что слишком строг. Только теперь я понимаю, какие извращенные обязательства навязывал ему поступок этих троих. Как бы ни ответил мой отец, он проигрывал… Может быть, можно было найти трех фанатиков, готовых достойно ответить на послание, но что же это было бы за варварство? Какие волнения поднялись бы среди кджинеты? А если бы в последний момент им не хватило решимости? Кого люди призвали бы к ответу за их позор? А если бы он отказался ответить сообразно, разве это не было бы признанием слабости? То же самое, что сказать: «Я в состоянии править так, как умеешь править ты…»