– Да…- подтвердил папа, снимая и вновь надевая очки, – мы сделаем все возможное.

– Успокойся, – сказала мама и ласково погладила Бука по спинке, – мы не оставим в беде твоих друзей.

– Не знаю, можно ли им помочь… – печально ответил Бук. – Ведь я долго не видел их. Сейчас, сейчас я все расскажу. Только надо немного успокоиться. Дайте мне, пожалуйста, несколько кедровых орешков для успокоения!

– …Значит, так, – продолжил он свой рассказ, закончив щелкать орешки и немного успокоившись. – Значит, так…

Дождь лил несколько дней подряд, а потом наступило ясное утро. И в это утро Машенька сказала нам:

– Скоро придет сентябрь, а там недалек будет и тот день, когда я лягу спать до весны и крепко закрою дверь в берлогу. Неужели мы так ничего и не узнаем о Бориске? Слетай-ка, Сорока, да смотри не возвращайся без известий о нем!

Лучше бы Машенька не говорила ей «Не возвращайся!», потому что Сорока улетела и, сколько мы ни ждали, так и не возвратилась.

И тогда, на следующий день, я побежал в деревню.

Сначала побывал на вашей даче: ведь Сорока должна была полететь именно туда.

Там я не нашел ничего нового. На двери висел замок, никаких следов Сороки не было видно.

Пришлось прогуляться к сельскому клубу – Сорока любила иногда сидеть на его крыше.

Я осмотрел все вокруг и хотел уже бежать назад, когда увидел двух мальчишек и спрятался под ступеньку крыльца.

Они прошли совсем рядом со мной, и один спросил другого:

– Как сорока? Не подохла еще?

И другой, белобрысый такой, ответил:

– Очухалась. У нее всего-то крыло перебито. А скажи, ловко я срезал ее из рогатки? В курятнике сидит. На всякий случай я ее за ногу привязал.

– А зачем она тебе?

– Может, сменяю на что-нибудь, а может, чучело сделаю.

– Ах он, негодник! – воскликнул папа.

Бориска промолчал, лишь крепко сжал кулаки, а мама тяжело вздохнула.

– Конечно, негодник! – ответил папе Бук. – Но – слушайте, что было дальше.

Около магазина они попрощались. Тот, что почернее, пошел дальше, а Белобрысый зашел в магазин.

Я подождал, пока Белобрысый выйдет, и побежал за ним, прижимаясь к заборам. Надо же мне было узнать, в каком доме он живет!

– Ты очень рисковал, – сказал Бориска. – Ведь на тебя могли напасть собаки.

– Конечно, рисковал, – согласился Бук. – Но что мне было делать? Ты на моем месте поступил бы точно так.

– Да, – согласился Бориска. – Я поступил бы только так. Чем же все это кончилось?

– Кончилось все благополучно для меня. Я выследил мальчишку, узнал, где курятник. Он стоит за домом, не слишком далеко от леса, и я подумал, что ночью мы с Машенькой сможем освободить Сороку. Сначала я пролезу в курятник и перегрызу веревку. А потом, если не найдется подходящей дыры, в которую Сорока могла бы вылезти, Машенька просто сломает дверь.

Так я думал, выследив Белобрысого и возвращаясь к Машеньке… Так все и получилось бы в самую ближайшую ночь, если бы новое страшное событие не нарушило мои планы… Я слишком задумался о спасении Сороки и забыл про осторожность, сворачивая на тропинку, которая вела к берлоге…

– Почему вела?.. – вскрикнул Бориска. – Значит, теперь берлоги уже нет?..

– Теперь ее уже нет, – грустно подтвердил Бук.

– А Машенька? Да говори же скорее!

– А Машенька, если ничего больше не случилось с ней, наверное, еще есть.

– Где, где она?..

– Дай Буку рассказать все до конца, – перебил Бориску папа. – Своими вопросами ты только мешаешь ему.

– Правильно, ты только мешаешь мне своими лишними вопросами. Значит, так… – продолжал Бук. – Я забыл про осторожность и не обратил внимания, как сзади подозрительно треснули сучья. Это было совсем недалеко от того места, где начиналась тропинка.

Наверное, я навел охотников на тайный путь к берлоге. Они, крадучись, шли за мной. Эх, если бы я догадался тогда оглянуться! Стоило мне свернуть, как они пошли бы за мной и провалились в болото.

Но я безо всякой опаски шел, пока не пришел к Машеньке.

Она открыла мне дверь, спросила о Сороке. И только я стал рассказывать ей все, что узнал, как в берлогу просунулась длинная палка. Я сказал:

– Не выходи. Они ничего не смогут сделать с тобой оттуда. А если сунутся сюда, ты можешь так дать лапой любому, что они надолго запомнят. И у них пропадет желание соваться, куда не надо.

Машенька, может, и согласилась бы со мной, но в этот момент палка больно ударила ее по голове, она зарычала, забыла про всякое благоразумие и выскочила наружу.