Я почувствовала, что камень в челюсти и металл в голосе мне немного мешают, но стремительно от них избавиться невозможно.

– Если окажется, что помешали, – Ваши действия?

– Попрошу у Вас две минуты и буду краток.

– Время пошло.

– Не откажитесь позавтракать со мной, например, завтра.

– Я работаю с 8-30.

– Не откажитесь разделить со мной ранний завтрак?

– С видом на Эльбрус.

– Что?

– Фильм такой есть «Завтрак с видом на Эльбрус».

– Не видел, к сожалению. Заехать за Вами в 7-00 будет не слишком рано?

– Об эту пору я обычно и покидаю мою обитель.

– У меня осталось 15 секунд. Надеюсь успеть услышать Ваш адрес?

– Ленина 11–18.

– Приношу извинения за отнятые минуты.

– И Вы не кашляйте.

– Извините?

– Что Вы, говорю, какое беспокойство.

Наташка смотрела на меня молча, широко открыв глаза.

– Н-ну? И кто это был?

– Представляешь, Марк? – я развела руками. – Давай еще бутылочку закажем?

– Это ты ему «и Вы не кашляйте»? – Наташка сделала затяжку как перед последним в жизни вздохом. – Только если знакомство состоится в момент бракосочетания! Только так! Идиотка! Я на мужа столько нервов не трачу, сколько на тебя! Будем пить водку, хватит разминаться. Я от твоих телефонных переговоров протрезвела.

Наташка набрала воздуху и приготовилась исправлять мою жизнь. Я пыталась сообразить, сорок градусов – большой ли это угол? Быть исправленной на меньшее количество градусов шансов у меня не оставалось. И в этот момент зазвонил спасительный телефон. Наташка взяла трубку. По выражению досады, появившемуся на ее лице, я поняла, что мне будет дарована передышка.

– Ну, еду, еду! – мягко, но с нотками раздражения сказала Наташка.

Мы выпили по рюмке дружбы, поцеловались, и моя подруга отчалила обдумывать план моего дальнейшего спасения.

Если честно, утром я всё ещё размышляла – ехать с Марком на завтрак или не ехать. Об эту пору приятно смотреть на пустой двор. Пьешь чай с лимоном, смотришь в окно. До семи утра на улицах нет суеты. Такое блаженное состояние проспать никак нельзя. У меня в жизни мало пауз, а дома – мало тишины. Каждое утро, глядя в окно, я стараюсь увидеть и почувствовать себя.

В 6-40 во двор въехала машина. Сразу стало понятно, что это Марк. Смешно – боится, что улизну раньше обычного. Умный, блин. Понимает, что раньше, чем без четверти семь, из дома я не выйду ни при каких обстоятельствах. Даже чтобы сбежать. В 6-56 он позвонил, что уже у подъезда. А то я не вижу! Поняла, не могу так рано принимать решения, перестала думать – идти или нет. Просто стала одеваться. Решила не повторять сеанс гипноза и надела обычные коричневые ботинки. Но мысль остановить невозможно, даже если эта мысль сонная. Возник следующий вопрос: где мы будем завтракать об эту пору? Очень интересно, точнее, любопытно. Рестораны спят, да вообще все приличные места в этот час спят.

Марк приехал на обычной черной немецкой машине Mercedes. Он открыл мне дверь, потом закрыл за мной дверь. Потом сел за руль, включил музыку. К своему удивлению, я идентифицировала Рахманинова. Кто-то хорошо исполнял второй фортепианный концерт.

– Любите Рахманинова? – скрыть изумление мне не удалось.

– Слушать – да, а так – нет.

– Странный выбор для немца – не находите?

– Не забывайте, что я из русских немцев – раз.

Я ждала продолжения, но Марк молчал.

– Два Вы передумали говорить?

– Если Вы знаете, что это Рахманинов, то, скорее всего, знаете и произведение.

– Знаю, и что?

– Тогда Вы знаете, что второй концерт – это не для русского человека, а для человека в определенном душевном состоянии.

– Сие витиеватое и есть «два»?

– Да.

– Хотите сказать, что выходите из «ледникового периода»?

Марк молчал. Будто и не прозвучало никакого вопроса.

– Вам никто не говорил, что Вы и Ваша машина внешне безупречны до… подозрительности?

– Я думал, Вы скажете, что «аж противно».

– Красивое меня не отталкивает, но безупречно красивое вызывает раздражение. Я не верю в безупречность.

– Возможно, но Вы справедливо заметили, что мы с машиной безупречны внешне. Внутреннее содержание может иметь недостатки.

– Это меня и настораживает.

– Возможно, Вы не сочтете мои недостатки уродствами.

– Это меня и настораживает.

– Да, возможно.

Повисла тишина. Рахманинов – уважительная причина для молчания. Но Марк, видимо, не любил несанкционированных им пауз в разговорах и заговорил, продолжая некий разговор, который он вел со мной, но без меня:

– Не могу понять, как в Вас сочетаются Вы и Ваши красные сапоги. Я думал, что несу вино весьма легкомысленной особе.

– Значит, Вы все-таки пялились на мои ноги?

– Ну, я же нормальный мужчина.

– Откуда мне знать.

– Вот и я говорю: что общего у Ваших прекрасных утонченных сапог и Вас?

– Размер.

– Возможно.

– У Вас есть другие версии?

– Возможно, но об этом позже. Мы приехали.

Мы приехали в странное заведение на окраине города. Я бы очень обрадовалась, если бы нас не пустили. Но нам открыли, и официант, почтенных лет мужчина, выражал большую радость по поводу нашего раннего визита. Подозрение, что заведение открыли специально для нас, быстро подтвердилось. Вслед за нами дверь опять заперли – до открытия для всех было еще почти четыре часа.