Шрифт:
– Готов обсудить Ваше предложение. Наталья, Вы где? – энергичный, очень позитивный голос звучал мне из трубки.
Новый – понятие в нашей конторе относительное. Работает меньше трех лет – всё еще новый. Этот появился месяца четыре назад. Всегда улыбался при встрече, думаю, не только мне. Еще несколько секунд я не могла решиться: сказать, что обозналась или не сказать?
– Вы где? Алё! Наталья, не молчите! – мои уши наполнились его позитивом и начинали жить отдельной от остального организма бодрой жизнью.
– В аэропорту… я… кажется… – наморщила лицо и приготовилась признаваться-извиняться.
– Вот только не говорите сейчас ничего! Пожалуйста. Только не говорите, что ошиблись…
– Хорошо, не буду. Буду через полчаса на работе.
Вроде бы мне должно быть стыдно. Как минимум, я должна чувствовать неловкость. А мне спокойно. И даже хорошо. А вдруг это судьба? Почему-то я загадала именно на мужа, а не на новые туфли… Хотя кто знает, может, лучше бы было на туфли.
Появление Марка не осталось незамеченным. Моими сослуживцами. Хотя и было мимолетным: он всего лишь открыл передо мной дверь, когда привез с завтрака. Этого было достаточно, чтобы коллеги получили пищу для «перемывания-перешушукивания» на целый день – до конца рабочего дня они активно обсуждали, кто он и значит ли что-то его появление? Версии муссировались разные, но во всех Марк фигурировал под оперативным псевдонимом «ухажер».
– Ничего особенного. Вполне традиционно. Да просто банально, – рассказывал мне Макс, когда я вернулась на работу, – может, ужинать поедем?
– Конечно, – согласилась я сразу.
После «всего», что я уже сегодня сказала Максу, когда была в аэропорту, смешно было изображать «сомнения смущенной». Тем более что в тот момент я еще искренне надеялась, что ужин окажется-таки деловым. Глупо, понимаю. «Надежда» вообще редко бывает умной…
Сев в машину, я ощутила, что валюсь с ног от усталости. Ноги и руки отказывались шевелиться.
– Максим Виленович, могу я попросить об отсрочке разговора? Чертовски устала – сил нет даже на ужин.
Он посмотрел на меня с улыбкой и сказал без тени сожаления в голосе:
– Хорошо. Без ужина – так без ужина, – он завел машину, – а давайте я Вас в чудесное место отвезу? Там воздух целебный – и усталость как рукой снимает.
– В лес?
– Почти. Там домик есть, а хозяин жарит для гостей мясо. Отлично жарит, доложу я Вам!
– Значит, всё-таки ужин?
– Что Вы! Вам – гамак, плед, свежий воздух и чудный вид. А мне, уж простите, ужин – есть очень хочется, честное слово.
– А вина там нальют?
– Конечно! Я ж говорю – отличный хозяин…
– Максим Виленович, я…
– Макс, если Вас не затруднит.
– Макс, я согласна на гамак, воздух и вино.
– Отлично!
Он включил музыку, и меня оглушила песня: «Мир не прост, совсем не прост, нельзя в нем скрыться от бурь и от гроз, нельзя в нем скрыться от зимних вьюг, и от разлук, от горьких разлук. Но кроме бед, непрошенных бед, есть в мире звезды и солнечный свет, есть дом родной и тепло огня, и у меня, есть ты у меня. Все, что в жизни есть у меня, все, в чем радость каждого дня, все, о чем тревоги и мечты, – это все, это все ты!..»
Слезы стали наворачиваться уже на словах «от зимних вьюг», но к концу припева я собралась:
– Можно звук немного убавить?
Макс убавил громкость.
– Извините, Наташа, я люблю, когда громко.
– И бодро.
– Да, я люблю, когда позитивно и без лишних сложностей.
– Не могу Вам этого обещать.
– Чего?
– Что не будет лишних сложностей и будет много позитива.
– А кроме шуток?
– Разве можно шутить под такую песню?
– Нет, но думаю, что Вы шутите.
– Хорошо же Вы обо мне думаете. Нам далеко ехать?
– Еще пару песен.
– На стихи Дербенева?
– Ага, а хотите мою любимую включу?
– Очень.
Макс нажал кнопку, и зазвучало: «Лишь позавчера нас судьба свела, а до этих пор где же ты была? Разве ты прийти раньше не могла, где же ты была, ну где же ты была? Сколько раз цвела летняя заря, сколько раз весна приходила зря… В звёздах за окном плыли вечера, а пришла ты лишь позавчера…»
Песня играла. Мы молчали. Я ощущала некую двусмысленность ситуации. Пошутить – глупо, серьезно что-то сказать – тоже глупо. Оставалось ждать, пока Макс что-то скажет первым. А он только добавил звук на словах: «Трудно рассказать, как до этих дней жил на свете я без любви твоей. С кем-то проводил дни и вечера, а нашёл тебя позавчера! Сколько дней потеряно – их вернуть нельзя, их вернуть нельзя! Падала листва и метель мела – Где же ты была?» Я отвернулась к окну. Песня закончилась. Он убавил звук. Я не поворачивала голову. Он спросил:
– У меня плохой вкус?
– Что Вы! Песня замечательная. Все песни замечательные. Просто я не умею жить с таким накалом.
– Может быть, Вы не умеете жить открыто?
– Может быть.
– А у Вас есть любимая песня?
– Конечно.
– Какая?
– Гоп-стоп.
– И только?
– Зойка.
– Всё?
– Бэла. Обе песни.
– Любите Розенбаума?
– Слушать – да.
– Мы приехали.
– У меня плохой вкус? Разочарованы?
– Думаю, как вызвать Вас на откровенный разговор, а то Вы всё отшучиваетесь и отмалчиваетесь.
– Остается только пожелать Вам удачи, – я приложила правую ладонь к сердцу и склонила голову в поклоне.
– Подождите минуту, я сейчас открою Вам дверь.
Через пару минут я покачивалась в чудесном гамаке, укутанная в мягкий плед. Издалека дом казался маленькой избушкой, но вблизи это была большая усадьба. Гамак прятался на заднем дворе. От дома ветром доносило запахи. Просто дым. Аромат жареного мяса. А вот топят баньку. Еще через пару минут мне принесли красивый бокал на длинной тонкой ножке. Вслед за бокалом появился Макс с бутылкой красного вина.
– Я не ошибся? Вы хотели красного?
Я решила не капризничать.
– Конечно, красного вина я и хотела.
Он налил чуть-чуть вина в мой бокал и вопросительно посмотрел на меня. Я сделала вид, будто что-то понимаю в винах: вдохнула букет, сделала маленький глоток. Потом выдержала паузу – будто анализировала вкус. Потом кивнула, что можно налить бокал и полнее. Макс налил и в свой бокал. Он расположился рядом с гамаком в кресле.
– А как же Ваш ужин.
– С ним всё в порядке – скоро подадут. Я и на Вас заказал – вдруг аппетит на воздухе разгуляется.
– Спасибо. За что пьем?
– За Вас.
– Почему за меня?
– Так мне захотелось.
– Неожиданно.
– Всё еще?
– Что всё еще?
– Вам всё еще это неожиданно?
– Я не вру.
– Я тоже. И я готов обсудить Ваше предложение. Кроме шуток.
Неловкость – то чувство, которое посещает нас независимо от усталости. Не устала – посещает. Устала – посещает. Удивительно. Странно. И еще – наступила моя очередь говорить, и пропустить очередь ситуация не позволяла.
– И Вас не смущает, что я приняла Вас за другого?
Макс наморщил лоб и пощипал переносицу.
– Смущает, – он посмотрел на меня с прищуром, – потому как сотовый телефон позволяет избегать подобных недоразумений.
– Я не посмотрела, кто звонит. Слишком была уверенна, что знаю… Уж извините.
Макс сделал глубокий громкий вдох-выдох.
– Раньше я этого ухажера не видел. Он скрывался?
– Какой ухажер?
– Весь офис обсуждал с самого утра – я же говорил.
– Он – не ухажер. И тем более не мой.
– Тогда что мешает мне принять Ваше предложение?
– Только одно обстоятельство.
– Просветите.
– То, что Вы – разумный человек.
– Серьезный аргумент. Кстати, вот и ужин.
Нам несли плетеный стол и поднос с едой. На одном блюде лежали шампуры с шашлыком. На другом блюде – крупно порезанные овощи. Еще принесли соусы, лаваш, зелень.
– Других не держим. Кстати, с немцами всё в порядке. Национальность им менять не придется. Ошибку в наших документах удалось исправить, – я попыталась увести разговор в работу.
– Спасибо. И всё-таки не уводите разговор в сторону.
– Ах да, простите! Приятного аппетита!
– Спасибо, присоединяйтесь.
– Спасибо, только вино.
– И Вы таки увели разговор в сторону.
Я заглянула в бокал. Не увидела там ни одной стоящей мысли.
– Хорошо. Обещаю подумать над моим предложением. Такой ответ Вас устроит?
Макс с аппетитом поглощал мясо, зелень и запивал всё вином.
– Вполне. И слишком долго не думайте.
– А то что?
– А то предложение Вам сделаю я.
– От которого невозможно отказаться?
– Именно! Читаете мысли.
– Как думаете, это может стать источником дополнительного заработка?
– Даже основного. Если мысли будут мои.
– Хорошо. Я Вам скажу. Подумайте хорошенько о том, что я Вам сейчас скажу. Потом – будет поздно. Страсть к туфлям Кэрри Брэдшоу отдыхает по сравнению с моей.
– Только к туфлям?
– Если бы!
– Огласите весь список, пожалуйста!
– Духи! Палантины! Браслеты! Сумки! И это только раз!
– Пока не очень страшно, – улыбку ему удавалось сдерживать с трудом.
– Завтраки в разных уголках планеты! Стильные авто! Камины!
– Это, надеюсь, уже два пошло?
– Раз с половиной!
Говорить дальше стало невозможно. Меня отпустило, и настроение пошло резко вверх. Мы хохотали как пьяные подростки. Я почувствовала легкость и благодарность. Благодарность Максу за этот спасительный вечер. Ничего удивительного, что со следующего дня мы стали встречаться. Или даже уже с сегодняшнего вечера? А через неделю я сомневалась, что всё это, в смысле Марк, было на самом деле. Мы с Максом даже всерьез решили пожениться.Наташка испытала шок от новости о моей предстоящей свадьбе.
– Нюсь, надо встретиться и поговорить о моей будущей свадьбе.
– Макс?! Это нереально! Чем ты его опоила?
– Лучше не спрашивай. Сама не понимаю, как все получилось!
– Слушай, это как нельзя кстати. По секрету: мужа собираются отправить в Чехию открывать представительство. Он вместо себя рекомендует тебя – уж за какие такие особые заслуги – не знаю. Статус замужней женщины тебе просто необходим!
– Нюсь, а ты не пошутила? Вот сейчас? – к такому повороту даже я оказалась не готова.
– Скажи честно, ты видела, кто звонит? – чувствовалось, что Нюська улыбается с прищуром.
– А ты не поняла?! – в голове мелькнуло, что нервишки шалят, иначе откуда столько экспрессии.
– Ну-у… спасибо ему… – сказал мой Чеширский кот. – Мавр сделал свое дело – Мавр ушел.
И мы подали заявление в ЗАГС. Вот тут-то всё и началось. Как будто анестезия перестала действовать. Я никак не могла переехать к Максу. Мне постоянно по необъяснимой причине было нужно «сегодня обязательно домой». Стала замечать за собой всякие странности. Вдруг я вспоминала, что завтра мне нужно пойти на работу в зеленых туфлях. А сегодня я в черных. И объяснить Максу, почему нельзя заехать и просто взять туфли с собой, я не могла.
Макс решил действовать шуткой и подарком. Он подарил мне красивый брелок, а на нем ключ, сказав, что пустой брелок дарить нельзя.
– От чего ключ?
– От моей квартиры.
– Зачем?
– У нас мало времени, – Макс говорил со мной, как с душевнобольной, – чтобы его не терять – вот тебе ключи. Представь, ты звонишь мне и говоришь, что уже идешь домой. Я иду в душ. Ты открываешь дверь своим ключом. Я уже выхожу из душа. Ты быстро заходишь в душ. Я открываю бутылку вина. Ты еще только выходишь из душа, а уже всё и все готовы! Потери времени минимальны.
Я понимала, что он шуткой пытается породнить меня со своим домом. Мне захотелось его «расколоть». Макс закончил излагать свою версию. Ни тени улыбки не промелькнуло на моем лице. Макс начал сомневаться, что шутка прошла. Я поняла, что самое время его добить, и голосом блондинки спросила:
– А почему у нас мало времени? – после вопросительного знака еще трепетно похлопала ресницами.
Макс меня чуть-чуть не задушил – он радовался, как ребенок, что его шутка прошла. Я взяла ключи. Но внутренне продолжала вздрагивать. Жила у него с чувством, будто что-то украла.
Макс научился бороться с подобными приступами. Он понял, что меня попросту нельзя довозить до моего дома. И мы заезжали за туфлями в магазин. Новые туфли творили чудеса. Правда, только на один день. Еще мы шатались где-то допоздна, чтобы я уже начинала валиться с ног, и в полусне жених заносил меня к себе, точнее к нам – здесь мы должны были жить после свадьбы. Мы ходили в кино, театры, рестораны, слушали музыку. Но мне продолжало казаться, что у нас с Максом никак не появляются «наши места», «наша еда», «наша музыка», вообще что-то «наше».
И в то же время двухдневный недороман-недоразумение оставил непропорционально большой след в моем городе. «Здесь мы завтракали. Здесь мы ехали на завтрак. Здесь он сказал про мои сапоги. Здесь он повернул. Да-да-да! Под эту музыку мы чуть не пошли танцевать. Про эту рекламу он говорил, что – что-то, в общем, он про нее говорил. Здесь я вышла из его машины. По этой улице я ехала к нему в аэропорт…» Какой-то ужас – всё в моем городе связано с ним. Если я скажу, что тащила Макса именно в ту харчевню, где мы завтракали с Марком, – вы уже не удивитесь. Причем я настаивала, чтобы мы ехали именно ТОЙ дорогой. И когда Макс свернул не в тот переулок, со мной случилась истерика. Макс ничего не понял, но очень испугался. А я продолжала себя накручивать: «С посторонним человеком у меня столько общего. Мне всё так дорого, что связано с Марком. А с моим будущим мужем – почти ничего». А Макс меня успокаивал. Заваривал чай и закутывал в плед. Ставил мою любимую музыку. Или увозил на воздух пить вино в гамаке. Я засыпала и просыпалась другим человеком. Мне было уже очень хорошо с Максом. И так до следующего приступа. И чем ближе становился день свадьбы – тем чаще повторялись эти непонятные приступы.Однажды утром произошло странное событие. Хотя оно было не таким уж и странным, просто задело меня очень сильно. До глубины души. До той самой глубины, на которой я обнаружила свое чувство к Максу. Меня так поразил сам факт – у меня есть чувство к Максу, что, какое именно чувство, я в тот момент не разобралась. И потом не стала разбираться, потому что больше не опускалась на такую глубину.
Макс собирался на работу. Я почему-то оставалась дома. Всё утро, пока он собирался, я пребывала в состоянии то ли задумчивости, то ли сосредоточенности. Я готовила ему завтрак, но я не готовила ему завтрак. Руки что-то делали сами. Даже не вспомню, что я тогда приготовила, потому что мыслями была где-то не на кухне Макса. Я в очередной раз сходила с ума. Не вспоминала, а память сама прокручивала отдельные кадры в беспорядочной последовательности. Кадры встречи, завтрака и прощания с Марком.
Макс не спрашивал, на чем я так сегодня сосредоточена. Или на ком. Он, казалось, ничего не замечает. Вел себя как обычно. Проснулся. Шутил. Поцеловал меня. Шутил. Завтракал. Шутил. Брился. Шутил. Одевался. Шутил. Надел ботинки и пальто. Шутил. И только в дверях он задержался. Посмотрел на меня пристальнее обычного, но одарил своей самой обычной обезоруживающей улыбкой. И сказал с этой улыбкой, выглядывая из-за двери:
– Не заводи любовника, пожалуйста.
От неожиданности я ничего не смогла ответить. Секунды хватило, чтобы очнуться от своего забытья. Вдруг посмотрела на него другими глазами. Почувствовала, как его слова падают во мне куда-то глубоко. Падают-падают, будто на дно моря. На дне, на песке я увидела портрет. Песчаный портрет. И это был не Марк. Это был Макс. И передо мною стоял Макс. По-прежнему улыбался и говорил, прижавшись щекой к входной двери:
– Я серьезно. Я могу побриться налысо или перекраситься в радикально черный или белый цвет. Изменить цвет глаз. Линзами. И даже акцент любой могу изобразить. Буду изображать акцент, пока тебе не надоест. Я могу стать другим, могу постоянно меняться. Я всё могу, чтобы тебе было со мной весело, чтобы каждый день тебя радовать и удивлять. Только, пожалуйста, не заводи любовника.
Если бы он просил, если бы был жалок – я бы не смогла ничего ему ответить. А он говорил так спокойно и бодро, так легко говорил. Он был абсолютно уверен в том, что говорил. Он своей улыбкой вытягивал меня из состояния сосредоточенности. И вытянул. Я смогла очень легко ответить:
– Хорошо.
И потереться своим носом о его нос. И улыбнуться. Улыбнуться ему, а не своим мыслям. Прижаться щекой к входной двери и провожать его взглядом, пока он заходил в лифт. Потом я вернулась на кухню и пила чай. Думала, почему в моем странном видении на дне был песчаный портрет Макса. Не показалось ли мне?
Я бы совершенно забыла слова Макса о том, что не надо заводить любовника. Он сам напомнил мне об этом. И не раз. Всякий раз, когда утром замечал мой отсутствующий взгляд, он напоминал, что я ему дала обещание не заводить любовника. Постепенно у меня в мозгу четко отпечаталась фраза «заводить любовника». Правда, я еще не знала, что с ней делать. Пока «заводить любовника» отлично ложилось на наши отношения с Максом, потому как свадьбы еще не было. И я не жила у Макса постоянно.
Мне по-прежнему очень важно было иногда приходить к себе домой. Быть в своей тишине или своей музыке. Дома меня не преследовали мысли ни о Марке, ни о Максе. Это была свободная от их присутствия зона. Я брала фотокамеру и ползала по квартире, выбирая интересные ракурсы предметов. Или надевала джинсы, кроссовки и шла на улицу, чтобы снять деревянную скамейку. Обычно из сотни кадров оставалось штук пять, но эти пять можно было поместить в папку с именем «медитация». Я включала эти снимки как слайд-шоу и освобождала голову от мыслей. Приходило ощущение легкости. Даже свободы. Но не было радости. Я не чувствовала себя счастливой. Я чувствовала себя невестой. На следующий день ехала к Максу. Он был счастлив. Но назавтра или через день мне снова нужно было ехать домой.
Вот и сегодня мне очень нужно к себе домой. Не помню почему, но помню, что очень нужно. Макс сегодня, как и всегда, списал всё на предсвадебный стресс. Всё шло по плану. Мы готовились к свадьбе.Глава 5. Важно. Там, где…
В назначенную дату свадьба не состоялась. Ничего сверхъестественного не произошло – я забыла купить платье. Всего лишь. Мне так много нужно было сделать в ходе подготовки к свадьбе! Всего невозможно было охватить! Физически невозможно! Масса дел! Точнее, одно – купить платье. Я закрутилась и забыла. Это открытие меня потрясло настолько, что температура подскочила до 39 градусов. Я слегла. За день до события успели всех оповестить и перенести торжество. На месяц или пять, в общем, новость ушла в редакции – «новую дату сообщим дополнительно».
Когда горячка спала, я решила заняться платьем, не откладывая это дело в долгий ящик. Неожиданно меня осенило: хочу платье. Необыкновенное. Именно «вдруг» я о нем подумала. До этого дня платье было для меня чем-то абстрактным. А сейчас я поняла, что, да, мне необходимо невесное платье. И не настаивайте на слове «невестное»! Мне необходимо именно не-вес-но-е! В моем платье должны быть что-то от невесты и невесомости, весомого и весеннего, противоречащего всему «но» и исчерпывающего «о, е!». Я его хочу! Именно такое платье. И тут же потянулась к телефону.
– Привет, Марк! – почему-то хотелось говорить с ним, как с лучшим другом.
– Добрый день, удивлен.
– Надеюсь, приятно. Хотя, это не важно. Я готова назвать цену.
– Неужели?
– Оцените степень моей доброты. Я не отвечу на Ваш иезуитский вопрос.
– Видимо, что случилось, иначе – откуда взяться такому великодушию!
– Бывает, что и неоткуда.
– Лукавите.
– Лукавлю. Я выхожу замуж и хочу самое волшебное невесное платье. И выбрать его хочу…
Марк меня прервал на полуслове:
– Погодите-погодите! Я попробую сам: и выбрать его хочу в Париже или Милане. Так?
– Только не надо говорить, что это банально и пошло!
– Не буду.
– Спасибо. Сама об этом знаю. Только я вот еще подумала…
Он опять не дал мне договорить:
– Подумала, что мы посмотрим в Париже, потом в Милане. И, если то, что видели в Париже, всё-таки окажется лучше, чем то, что в Милане, то из Милана мы вернемся в Париж. И купим. Я угадал?
– Вы постигли женскую логику?
– Я рад Вас слышать.