– Мы можем начать с Милана. Если это будет не так пошло, как начать с Парижа. Или можем покупать каждое платье, которое понравится. Вдруг их окажется не так уж и много?

– Не будем уповать на «вдруг».

– Жестоко.

– Это только на слух.

– А мне кажется, что в Вас опять говорит немецкая прижимистость.

– Любой нормальный мужчина именно так реагирует на слова «Милан» и «Париж».

– Глупо и как-то по-женски.

– Отнюдь, просто прямо и честно.

– Ну, если Вы так настаиваете – хорошо. Глупо, так глупо!

Марк засмеялся:

– С Вами не поспоришь! Когда прилетаете?

– Сегодня, а какие еще могут варианты?! Я же Вам сказала: выхожу замуж и срочно!

– Я бы так не спешил… на Вашем месте.

– Вы и на своем не спешите, хотя какое мне уже до этого дело.

– Уже? Почему Вы сказали уже?

– Вижу, Вы так и не оставили привычку искать черную кошку в темной комнате.

– Да, я не верю, что ее там нет. Но оставим вопросы веры. Вы билет заказали?

– Нет.

– Хорошо. Считайте, билет у Вас уже есть.

– Спасибо.

Повисла первая пауза. Марку досталась самая простая реплика типа «пожалуйста» или «ничего не стоит», но он молчал. Я уже готова была подавиться своим «спасибо», как Марк спросил:

– У него в наличии все четыре состояния?

Повисла вторая пауза – теперь моя. Меньше всего сейчас я ждала какого-либо вопроса в ответ на свое «спасибо», тем более не ожидала такого вопроса. Именно сейчас. Потом с глазу на глаз я бы поговорила о серьезном, но сейчас… А молчать нельзя, и отшутиться нельзя. Я решила действовать в несвойственной мне манере – прямо и честно:

– Если Вы о женихе, то – да.

– Поздравляю.

Третья пауза и опять моя. Решила продолжать говорить в оригинальном стиле:

– Марк, а почему я не чувствую себя счастливой?

– Вы уверены, что он идеал по всем пунктам?

– По всем! Определенно. Но почему тогда?!

– Пропущено важное звено, на мой взгляд.

– Это Вы со зла.

– Тогда зачем спрашиваете?

– Всё, как я хотела, только я почему-то его то люблю, то не люблю. Не понимаю, как к нему отношусь. В моем манифесте не хватает пункта, что любовь должна быть постоянно и быть обязательно взаимной?

– Прозрение эгоистки.

– Это Вы мне?

– По-вашему, я мог бы назвать «эгоисткой» себя?

– Фату и туфли.

– Что?

– За эгоистку – Вы покупаете еще фату и туфли. К платью.

– Одному?

– Раз Вы настаиваете: к каждому платью!

– Побойтесь Бога! Где во мне взяться настойчивости?!

– Вы знаете…

Я набрала полную грудь воздуха и приготовилась выдать длинный нравоучительный монолог, но он был в очередной раз прерван еще на вдохе:

– Знаю. Всё, что захотите. С удовольствием. Вы не представляете, как я рад Вас слышать…

После нашей телефонной перепалки у меня возникло чувство, будто в страшную жару мне дали выпить чистой родниковой воды. Или просто охлажденной? Или мне показалось, что чистой и нетеплой? Да, я очень быстро начала во всем сомневаться, но мимолетное ощущение выпитой на жаре чистой родниковой воды осталось.

Зал аэропорта Шарль де Голль. На плече пустая дамская сумка. Багажа нет. Я прилетела на один-два дня – зачем мне вещи? Прочь сомненья – скоро счастье. Не зря же я попилила за свадебным платьем сама и в такую даль. Значит, мне всё это очень нужно. Жизненно необходимо. Эта уверенность чувствуется во всем. В голосе, которым я молчу уже часа три. Во взгляде. Он не отклоняется от прямой, я смотрю только прямо перед собой и не обращаю внимания на то, что происходит вокруг. В осанке. Гордо поднятая голова, расправленные плечи. В походке. Она свободная и уверенная. Я четко и быстро отбиваю каблуками ритм. Красиво и стремительно иду по залу.

И вот я иду-иду, скоро моей стремительности уже некуда будет устремляться и придется мне или развернуться на 180 градусов, или пойти по кругу. Я уже смотрю не только прямо, но начинаю поглядывать по сторонам. Меня никто не встречает. Я иду медленнее, всё медленнее и медленнее. Меня никто не встречает. Я не вижу Марка. Я останавливаюсь. Медленно поворачиваюсь вокруг своей оси. Сумка соскальзывает с плеча. Она беспомощно повисает, почти касаясь пола. Вдруг кто-то дергает меня за сумку – она падает. Мне хочется плакать. Всё в кучу! Меня никто не встречает. Сейчас у меня еще и сумку украдут.

И тут же мне расхотелось плакать. Я представила, что могу остаться без документов и денег в чужой стране, испугалась и стремительно присела, прижав сумку обеими руками к полу. Никто не пытался ее вырвать. Я стала оглядываться. Слева, с той стороны, где висела сумка стоял мальчик ангельского вида с грустными умными глазами. Ему было не больше пяти. Он смотрел, как тетя сходит с ума, и спокойно чего-то ждал. Я взяла сумку и поднялась с пола. Мальчик протянул мне цветок. Белую розу на длинной ножке. Ростом роза была чуть-чуть меньше самогó юного мсье. Я растерялась. На секунду поверила, что сошла с ума и у меня начались галлюцинации. Взяла розу и поняла, что всё реально. И трогательно. До слез трогательно. Чудесный мальчик. Я понюхала цветок. Слезы выступили. Теперь это были слезы жалости. Жалости к себе. Мне до слез стало жалко, что он ошибся. И вместо того, чтобы на что-нибудь переключиться, я стала представлять, как она или он, кто-то из тех, с кем малыш меня спутал, идет сейчас по залу и ищет своего ангела глазами, как схватит его в охапку, поднимет на руки, закружит, они зальются смехом, а потом поедут домой и будут разбирать подарки… А меня никто не встретил, мне кругом чудятся воры, беспрестанно слезы наворачиваются, а кого встречают, цветы дарят…

В глазах заблестели слезы новой волны. За доли секунды я опять прожила маленький чудесный кусочек не своей жизни. Присела на корточки, сказала малышу: «Спасибо!». И протянула цветок обратно, чтобы тот или та, кого он встречает, обязательно получили самый лучший в мире цветок и прожили наяву причитающиеся им волшебные минуты. Тыльными сторонами ладоней вытерла глаза.

– Не нравится? – Марк был искренне огорчен.

Я вздрогнула от неожиданности.

– Чужая сказка – это так больно, – я сказала или не сказала это вслух?

– Вы странно выглядите, что-то случилось?

Мальчик по-прежнему стоял передо мной, только теперь держал за руку Марка. Они оба всем своим видом выражали огорчение.

– Это мне? – сказать, что я удивилась – ничего не сказать. Просто остолбенела. От счастья.

– Он так старался – выбирал, а Вы пренебрегли. Мы так хотели Вас порадовать.

– Я думала, малыш ошибся.

– В этом возрасте с мужчинами такое редко случается.

– Это хорошая новость. Можно его поцеловать?

– Он самостоятельный мужчина и сам принимает решения, – в голосе Марка звучали нотки ревности.

– Малыш, как тебя зовут? – я положила голову на правое плечо и улыбалась почти вертикальной улыбкой. – Марк, может быть, со мной что-то не так? Я стала очень неравнодушной к мужчинам моложе пяти лет.

Марк перевел на немецкий только первый мой вопрос.

– Алекс, – сказал Алекс и стал для меня мужчиной дня. Он совершенно затмил Марка, но ненадолго. В холле гостиницы Марк предложил нам с Алексом попрощаться:

– Молодому человеку пора, он сегодня возвращается домой.

Алекс протянул мне руку, но так и не улыбнулся. На следующий день мы с Марком отправились по магазинам вдвоем.

Сын, не напрягайся – я не стану убивать тебя всеми подробностями. Заговаривая с тобой, я вспоминала, как однажды на балконе услышала чужой разговор. Сын уставшим голосом просил: «Мама, не разрушай мне мозг!» Мне стало нехорошо, и я не запомнила, что ему ответила мама. Я поняла, что не переживу, если услышу такое от тебя. Поэтому, сын, не напрягайся – я не стану разрушать твой мозг подробностями моего предсвадебного шопинга. Хотя… рассказать, конечно, тут есть о чем…

Мне понравилось первое. Сразу и безоговорочно. И еще: надев платье, я сразу вспомнила Макса. Подумала, что ему тоже должно понравиться. Но, как всегда, решила посмотреть и другие – примерила еще с десяток. Мне показалось, что я перемерила в Париже все платья, хоть сколько-то напоминающие свадебные. Но «невесным» можно было назвать только первое. И всё-таки я пока не приняла окончательного решения: посещать или не посещать Милан. За платьями мы с Марком пропустили обед, потому ужин был особенно желанным.

Ноги не держали. Все оттенки белого и слоновой кости вызывали легкую тошноту. Еще мы столько веселились и острили на публику, что, оставшись наедине, замолчали. Молчание повисло неловкое. Естественно неловкое в нашей ситуации. Я молчала. Марк молчал. И с каждой секундой становилось очевиднее, что сегодня говорить нам гораздо комфортнее, чем молчать. Марк, наконец, изрек вопрос:

– Решение принято? – он вытирал салфеткой рот и не смотрел на меня.

– В смысле? – я тоже старалась не отрываться от изучения содержимого своей тарелки.

– Я про платье, а Вы? – он продолжал промокать губы.

– Нет версий почему-то, – я набралась мужества и подняла на него глаза.

– Я тоже устал. Давайте выпьем чего-нибудь, – взгляд Марка изменил траекторию и пошел на таран моего.

– Боялась, что не предложите.

– Разве я давал Вам повод во мне усомниться? – Марк, наконец, оставил салфетку в покое.

– Я бы на Вашем месте не настаивала на ответе, потому как версию обязательно предложу, но не факт, что она Вам понравится. Хотя прямо сейчас у меня ее нет.

– Уступать Вам – мечта моей жизни.

– Опоздали, сэр. Замуж выхожу скоро.

– Еще можно передумать. Что-то же не дает Вам чувствовать себя счастливой.

– Вы.

– Хорошая шутка.

– Не шутка. Я увлеклась Вами, и сильно. И придумала себе многое. И даже изводила жениха своими фантазиями.

– Сейчас решили отомстить и извести меня? Предупреждаю: у меня слабое сердце.

– Это роскошь для женатого мужчины.

– Сжальтесь, хотите колоть – колите, но хотя бы с обезболиванием!

– Знаете, я всё время тащила Макса в харчевню, где мы с Вами завтракали.

– Пощадите.

– Мне казалось, что я Вас люблю. Но я не хотела себе в этом признаваться.

– Четвертый удар ниже пояса. Еще немного такими темпами – и о любви мы и вправду сможем только говорить.

– Выдохните. Я поняла, что всё придумала.

– Пятый. Аут. Давайте продолжим завтра. В Милане. Или мы уже не едем?

– Как сказала, что уже не люблю, так Вам сразу захотелось сэкономить?

– Вы научились понимать мужскую логику?

– Просто рада Вас видеть, и спокойной ночи, милый друг.

– При каких обстоятельствах Вы перестаете иронизировать?

– Не припоминаю таких.

– Надеюсь, дело не в девичьей памяти?

– Спать идите уже. Пожалуйста.

– Спокойной ночи, милый друг.

Утром я не могла проснуться. Не то чтобы совсем, но довольно долго. Еще в полудреме начала принимать решения. Первое, что не поеду в Милан. Второе – я еду домой, и третье – на следующий же по возвращении день выхожу замуж. На счет «три» организм проснулся. Я открыла глаза. Удивилась собственной решительности и деловитости. Но долго удивляться себе не позволила, чтобы не усомниться в правильности решений, принятых до пробуждения. Мысль о предстоящей свадьбе плавно перешла в размышления и воспоминания о Максе. Вспоминала, вспоминала и вдруг вспомнила, что третий день не подаю признаков жизни. Уехала, никому ничего не сказав. Никому и ничего. Сюрприз, наверняка, удался. Только не затянулся ли он? Сердце ощутило секундный озноб. Даже короче, чем секундный. Но он был, этот холодок. Решила приписать его волнению и потомить жениха еще чуть-чуть. Вот привезут платье – и сразу позвоню. Платье – это же веская причина, чтобы забыть предупредить о срочном отъезде в Париж? Очень веская. Ну, какая такая трагедия в том, что уехала, никого не предупредив? Никакой, это нормально.

Пока нежилась в ванне, доставили платье. Я его надела, наполнилась восторгом и тут же набрала номер Макса.

– Привет, дорогой! Я платье купила, представляешь! – откуда взялось ликование в голосе – я не знаю, сама от себя такой восторженности не ждала. Честно. Макс, видимо, тоже.

– Ты где? – таким голосом говорил Кай с Гердой во дворце Снежной королевы.

– В Париже! – мой голос тек как ручей ранней весной, журчал и даже звенел. – Где еще я могла найти платье для нашей с тобой свадьбы? Можешь дуться, сколько хочешь, но оно такое потрясное! Я пищу просто!

– Я устал…

Внутренним зрением я увидела, что у Макса красные глаза. Увидела, как он движением уставшей руки ослабил галстук. Увидела, как он, против своих правил, пьет сейчас на работе коньяк. Пьет один. И мои силы и бурная радость тоже стали куда-то уходить.

– Масик, прости. Я всё знаю, но мне нужно было так. Ну, прости, пожалуйста. Я соскучилась. Честно…

– Я устал, Ната. Ты уехала к нему – так и скажи.

Я чувствовала, что сейчас он не поверит ни одному моему слову. И будет прав. Я чувствовала, что в это несчастное сейчас нужно молчать и смотреть ему в глаза. И главное – молчать. Потому что словами можно только навредить. Но в это определяющее всё сейчас в руках у меня только телефон. И даже самый быстрый самолет привезет меня домой не в «дарующее последний шанс сейчас», а в любом случае в «не имеющее перспектив потом». В наше «сейчас» нужно молчать и смотреть в глаза… смотреть в глаза и молчать…

– Я всё объясню, – я старалась говорить тише, чем шепотом. Говорить так, будто он слышит не мой голос, а свои собственные мысли. – Завтра прилечу и всё объясню. Всё-всё… Ты только ничего не говори сейчас. Наше «сейчас» будет завтра, и ты всё увидишь. Сам всё увидишь. Я ничего не буду говорить, а ты всё увидишь…

– Свадьбу я отменил. Вещи – у твоей мамы. Кстати, со мной – понятно, а о ней ты могла бы и пораньше вспомнить.

Так странно. Впервые за наши с ним отношения ясно чувствую, что люблю его и хочу замуж именно за него. И детей хочу его. И одновременно очень отчетливо я понимаю, что любовь была. Опять любовь. И опять была. Особый талант – понимать, что это и есть любовь, когда она уже «была». Этим талантом меня Бог наградил сполна. Видимо. А раз была, то что-то объяснять уже поздно. Когда чего-то ждешь слишком долго, как правило, дождаться не суждено. Макс слишком долго мне потакал и ждал, что я всё пойму и признаю свою любовь к нему. Я не баловала его не только любовью, но и уважением. Постараюсь проявить последнее хотя бы сейчас.

– Я позвоню маме. Спасибо за всё. Прости… и иди ты к черту! Со своей вежливостью!

Кинула трубку. Сорвалась. Ну и пусть! У брошенной женщины не может быть хорошо с выдержкой. Даже у брошенной заслуженно.

3 июня. 10 часов 24 минуты по парижскому времени. Буду отмечать эту дату. Праздник имени… Дальше продолжить мысль я не смогла. Накатил приступ дикой усталости. Я поняла, что ничего не хочу и не могу. Только спать. Упала на кровать и моментально заснула.