А.: Верно. Но были и другие причины для спокойствия. Некоторые испытуемые “уходили в ирреальный план”, то есть предлагали некие фантастические решения задачи, которые совершенно не соответствовали условиям. Например: “Надо наполнить комнату водой, и цветок приплывет”. По сути дела в ситуации, как теперь говорят психологи, фрустрации, то есть невозможности что-либо сделать, неудачи, субъект может “добиться желаемого” в своих фантазиях, грезах. Правда, это не решает подлинной проблемы, но тем самым происходит как бы некое “замещение” одного действия (реального) другим (ирреальным) и квази­потребность определенным образом разряжается.

С: Опять-таки важная проблема, которая, кстати, изучалась и вне рамок школы Левина, в психоанализе, например, где искусство рассматривалось как “замещение” (сублимация) неудовлетворенных сексуальных желаний…

Диалог 8. Равно ли целое сумме своих частей?

А.: Очень хорошо! А у Левина был еще целый цикл исследований, в которых разрабатывались следующие проблемы: какие именно действия могут выступать в роли замещающих, как формулирует для себя человек цели своей деятельности, как соотносятся между собой реальные и идеальные цели, как меняется процесс целеобразования в зависимости от реальных успехов или поражений в ходе какой-то деятельности… Наконец, еще одно понятие школы Левина: “полевое поведение”. Поведение понималось Левиным в целом как функция двух факторов: с одной стороны, внутренних условий (квази­потребностей и просто потребностей, намерений, целей человека), с другой стороны — “внешних условий”, то есть феноменального поля, в котором выступают объекты, обладающие для нас определенной валентностью. В целом, это единство “субъект — окружение” уже не есть собственно поле, но представляет собой “жизненное пространство” индивида, которое складывается в данный момент, но в котором представлены также прошлое и будущее, правда, преломленные через настоящее как через особое стекло. В принципе для человека характерно волевое поведение, характеризующееся тем, что человек следует собственным намерениям, у него есть различные напряженные системы квази­потребностей, он ставит перед собой цели и пытается их достичь, несмотря на сопроти&тение окружающей обстановки, психологического поля. Но иногда его поведение приобретает противоположный характер — становится “полевым”. Тогда верх над ним берут силы поля… С: Как это?

А.: А вот еще один, уже последний пример исследования в школе Левина.

Б.В. Зейгаркик: Испытуемого, которого пригласили якобы с целью исследования его

“интеллекта” или “памяти”, просили минуточку подождать. “Я забыл, что мне необходимо

позвонить”, — говорил экспериментатор, выходил из комнаты, а сам наблюдал …за тем, что

будетделать испытуемый, оставшись наедине [21, с. 45].

С: Как же это он наблюдал?

А: Там было встроено в стену специальное стекло.

Б.В. Зейгарник: Все без исключения испытуемые (а это были не только студенты, но и сотрудники берлинского института психологии — профессора, доценты) производили какие-то манипуляции с предметами: некоторые перелистывали книгу, трогали “шкафчик”, проводя пальцем по бисерной занавеске; все без исключения позванивали колокольчиком… К.Левин задался вопросом, почему же взрослые, серьезные люди совершали подобные манипуляции: и отвечал, что в ситуации, в которой субъект не занят осмысленным действием (а для К. Левина это означало, что в данной ситуации у людей не формировалось дифференцированного намерения), поведение становилось “ситуативно обусловленным”, “полевым” [Там же].

А.: Значит, в некоторых случаях верх берут силы поля: предметы как бы провоцируют человека на действие с ними… Вспомни еще раз “Алису в стране чудес” — пузырек говорит своей надписью: “Выпей меня”. И человек может подчиниться этим предметам. В нейропсихологии, которая занимается изучением нарушений психической деятельности при различных поражениях мозга, было показано, что есть группа людей, обнаруживающих такое “полевое поведение”. Это больные с поражениями лобных отделов коры головного мозга. Зачастую они неспособны “встать над полем”, то есть совершить намеренное, волевое действие. Увидев на столе карандаш, больные с поражениями такого рода могут взять его и писать до тех пор, пока что-то внешнее не привлечет их внимания и не остановит. Ну что же, ты теперь, наверное, изменил свое мнение о проблеме целостности в психологии? С: В каком смысле? Общие итоги

А.: Ты увидел, что за словами “целое не равно сумме частей” скрывается много интересных идей и исследований довольно различных школ в психологии. Ты убедился, какие сложные процедуры скрываются за термином “целостный подход”. А теперь давай быстро пройдемся по основным результатам приложения целостного подхода к анализу психики во всех рассмотренных сегодня школах. С: Давай.

А.: Итак, с начала появления идей целостности в психологии объект исследования — сознание, как ты помнишь, трактовалось одними исследователями как система различ-

Диалог 8. Равно ли целое сумме своих частей?

ных содержаний (в ассоциативной психологии это была сум-мативная система, в гештальтпсихологии — целостная). В рамках этих концепций проблема целостности стояла (если стояла) как проблема целостности этих содержаний сознания, само же сознание понималось как “сцена”, на которой развертываются те или иные события. Как правило, авторы данных концепций не приписывали сознанию собственной активности, все происходящие в нем изменения и образование собственно целостных содержаний трактовались как результат чисто пассивных процессов: либо механического сцепления различных элементов (как это было у Эренфель-са), либо установления “динамического равновесия” в “психологическом поле”, в основе которых лежали физиологические процессы. Это последнее, как ты догадываешься, было в гештальтпсихологии. Для других авторов проблема целостности выступала как проблема единства, или целостности, духовной активности. При этом сознание рассматривалось, по выражению Вильяма Джемса, как “общий хозяин” психических функций. В рамках этих концепций возникала проблема субъекта активности, которой не могло быть в только что мною названных “созерцательных” концепциях. Она была представлена в форме проблемы субстанционального носителя любой психической активности. В рассмотренных нами школах исследователи либо уклонялись от прямого ответа на вопрос о природе этого “носителя” (что было в Австрийской школе), либо прямо апеллировали к душе как субъекту психических явлений (Лейпцигская школа). Целостность же содержаний сознания рассматривалась как определенная этой изначальной целостностью души, или духовной активности. Сама же духовная активность не получала научного объяснения. С: Опять это уже встречавшееся нам противопоставление — содержаний сознания и сознания как деятельности, как функции.

А.: Подобная дихотомия (кстати, это слово означает по-гречески деление целого на две части) отражает действительное положение вещей. В самом деле, психика имеет две стороны: их можно назвать образной и деятельностной. Очевидно, что подлинное решение проблемы целостности в психологии означало бы выход за рамки данной дихотомии и создание такой теоретической объяснительной схемы, которая могла бы охватить обе стороны единой целостности пси-

хического. Попытки такого рода были и в Австрийской школе. Но ты помнишь, насколько абстрактным и эклектическим оказалось решение проблемы целостности в этой школе. Пытались это сделать и психологи Лейпцигской школы. Но их попытки вели, в конечном счете, к отказу от детерминизма в понимании психических явлений и возвращению души как объяснительного принципа, от чего психология к тому времени в целом отказалась. С: Каков же выход из этого тупика?