П. Жане: Прошло несколько недель. Девушка не приходила в себя, и тетке пришлось отвести ее в больницу… Самым непонятным … симптомом было то, что эта смышленая девушка … совершенно ничего не помнила о смерти своей матери и не хотела поверить, что мать умерла. …Когда с ней заговаривали о ее матери, она терялась и отвечала: “Если вы очень настаиваете, я скажу вам. Моя мать умерла. Мне это повторяют целыми днями, и я это говорю сейчас, чтобы не было никаких разговоров и расспросов. Но если хотите знать мое мнение, то я не могу этому поверить. На это есть серьезные причины. Если бы моя мать действительно умерла, то это произошло бы где-то в ее комнате, в определенный день, я бы обязательно это увидела — ведь я не отходила от нее и прилежно за ней ухаживала. Если бы она умерла, ее бы похоронили, и, наконец, меня тоже повели бы на похороны. А похорон никаких не было. С чего же вы взяли, что она умерла?” [Там же, с. 87]. А.: А вот еще одно ее “доказательство”.

П. Жане: Она говорила: “Есть неопровержимое доказательство того, что моя мать не умерла. Я любила мою мать, я ее обожала и никогда с ней не расставалась. Если бы она умерла, мне было бы очень грустно, я была бы в отчаянии, я чувствовала бы себя одинокой и покинутой. А я ведь ничего такого не чувствую; мне нисколько не грустно, я ее не оплакиваю. Значит, она не умерла” [Там же, с. 87].

А.: Лишь через полгода, после долгих бесед, отдыха и лечения больная, наконец, вспомнила о смерти своей матери, и одновременно с этим воспоминанием вернулось и чувство — больная плакала при рассказе о смерти матери.

С:Яне понимаю, при чем здесь вся эта история и рассуждения о социальной памяти.

А.: А дело в том, что я тебе не рассказал еще об одном симптоме болезни этой славной

девушки, который Жане называет реминисценцией.

С: Что-то знакомое слово. Кажется, оно тоже как-то связано с памятью?

А.: Самым непосредственным образом. Это, по Жане, совершенно иной тип памяти, об

особенностях которого можно судить по его дальнейшему рассказу.

414 ДиалогЯ. ЧеловекестьпотозосіаІізипотоІесЬпісш

П. Жане: Время от времени, много раз за неделю, можно было наблюдать следующую сцену: оказавшись в определенной ситуации — стоя возле какой-нибудь кровати лицом к ней, в особенности же если эта кровать была пуста, — больная начинала вести себя странным образом. Она пристально, не отрывая глаз, смотрела на кровать, никого не слышала, не чувствовала прикосновений и начинала ухаживать за кем-то, кто находился в кровати… Воспроизведение трагических событий длилось три-четыре часа. Все это кончалось, как правило, более или менее странным бредом о самоубийстве, судорогами и сном [Там же].

А.: Итак, больная обнаружила два вида памяти: “настоящую память”, по Жане, которая во время болезни отсутствовала, и так называемую реминисценцию, проявившуюся в действиях “сомнамбулического характера”, как говорят психиатры… Последняя не есть собственно воспоминание. Она есть автоматическое повторение ранее совершенных действий, которое происходит при появлении какого-то обстоятельства, наличествовавшего в прошлом при совершении подобных действий. Реминисценция длится очень долго, совершенно не нужна, как пишет Жане, никому, беспокоит всех и мешает спать самой Ирен. При этом повторяется она каждый раз с точностью до малейшей детали. Она ни к кому не обращена, так как больная никого не слышала и никому не отвечала. Таким образом, Жане делает вывод, что это точное, автоматическое повторение действий, совершавшихся в ту ночь, не есть настоящая память как воспоминание о событиях. Это результат работы примитивного, глубоко лежащего механизма, который отвечает за совершение всех привычных действий в повседневной жизни. Итак, это непроизвольное повторение произведенных ранее действий, а не собственно явление памяти, которая есть произвольное оперирование фактами прошлой жизни, необходимое для ощущения непрерывного течения жизни, при этом “сокращенное”, возникающее и воспроизводящееся как социальный акт.

С: Последнее мне не совсем понятно. Разве это следует из приведенной выше истории?

А.: Жане подчеркивает, что воспоминание как факт настоящей памяти появилось у девушки

лишь при общении с психиатрами, которые задавали ей вопросы, то есть как ответ на вопрос.

П. Жане: Я заметил что рассказ Ирен менялся в зависимости от того, был лияс ней один или еще с кем-то… То есть существует адаптация рассказа к наличной ситуации. … Полное воспоминание больной — это социальное поведение, имеющее место в присутствии врача, который задает ей вопросы. Она рассказывает о себе и, в конечном счете, просит о помощи, она просит поддержки, утешения и плачет… Такое поведение в высшей степени социально…

“Вопрос” означает действительно новый психологический феномен. Это не стимуляция и не просто какое-либо слово — это специфическое слово, вызывающее специфическую реакцию. У больной возникает совершенно своеобразный феномен — феномен памяти… [Там же, с. 89­90].

А.: И здесь Жане делает чрезвычайно интересный вывод. Он предполагает, что именно так — как результат общения между людьми — появляется память как необходимый акт для жизни общества.

П. Жане: Чтобы представить себе происхождение самого простого акта памяти, вообразим племя дикарей, этих первобытных людей, описанных Леви-Брюлем, которые все же уже являются людьми. Это племя воюет с другими племенами, и, располагаясь лагерем, оно выработало привычку ставить часовых для защиты от врага. Тот факт, что они ставят часовых, не так уж нас удивляет: этот акт встречается уже у животных. Он существует у обезьян, сурков, серн и у многих других животных…

Когда серны или сурки ставят часового, они ставят его внутри лагеря, так, чтобы он присутствовал в лагере. Это значит что члены группы видят часового и могут его слышать…

Но наши дикари поступили необычно: они поставили часового на расстоянии, по крайней мере, пятисот метров от лагеря… Пустяк, скажете вы? Напротив,… это очень важно, так как люди племени теперь уже не видят часового… Они и не услышали бы его, даже если бы он звал на помощь.

Что же происходит при таких обстоятельствах?