Е.Е. Соколова
Шрифт:
Проблема единства сознания и деятельности в антропогенезе 523 С: В каком?
А.Н. Леонтьев: Рассмотрим теперь с этой точки зрения принципиальное строение деятельности индивида в условиях коллективного трудового процесса. Когда данный член коллектива осуществляет свою трудовую деятельность, то он также делает это для удовлетворения одной из своих потребностей. Так, например, деятельность загонщика, участника первобытной коллективной охоты, побуждается потребностью в пище или, может быть, потребностью в одежде, которой служит для него шкура убитого животного. На что, однако, непосредственно направлена его деятельность? Она может быть направлена, например, на то, чтобы спугнуть стадо животных и направить его в сторону других охотников, скрывающихся в засаде… Понятно, что этот результат — спугивание дичи и т.п. — сам по себе не приводит и не может привести к удовлетворению потребности загонщика в пище, шкуре животного и пр. То, на что направлены данные процессы его деятельности, следовательно, не совпадает с тем, что их побуждает, то есть не совпадает с мотивом его деятельности: то и другое здесь разделено между собой [21,с. 279]. А.: Таким образом, слово “предмет” было употреблено в смысле того, на что направлена деятельность. Здесь понадобилось новое слово для обозначения данного “предмета”, а такх<е выделение в составе “деятельности” вообще ее единиц — действий.
А.Н. Леонтьев: Такие процессы, предмет и мотив которых не совпадают между собой, мы будем называть действиями. Можно сказать что деятельность загонщика — охота, спугивание же дичи — его действие [Там же].
А.: При этом то, на что направлено действие, само по себе может не иметь никакого биологического смысла, а иногда даже противоречить ему (зачем вспугивать дичь, когда, с биологической точки зрения, нужно, наоборот, бросаться на нее). Данное действие приобретает смысл только в совместной коллективной деятельности, куда оно включается. А.Н. Леонтьев: Сознание смысла действия и совершается в форме отражения его предмета как сознательной цели [21, с. 283].
А.: Коллективный характер деятельности, таким образом, меняет психическое отражение отдельным членом коллектива ситуации: предметы окружающего мира отражаются им в своих “объективных” характеристиках, независимо
Диалог 11. В Деянии начало Бытия
от наличия или отсутствия в данный момент у человека какой-либо потребности. Например, для человека хлеб — всегда продукт питания, даже если в этот момент он не испытывает голода. Помнишь, у Кёлера обезьяна “переставала видеть палку” в качестве “средства достать банан”, если она лежала перпендикулярно зрительному взору обезьяны? Или для той же обезьяны переставал “существовать” ящик, на котором сидела другая обезьяна? Для человека с развитым сознанием палка — это всегда палка, а ящик — это ящик. Он перестает быть “рабом зрительного поля”, как обезьяна в экспериментах Кёлера, становится “над полем”, то есть совершает произвольные действия. Ты помнишь, как Выготский решал проблему возникновения произвольного поведения, — он рассматривал его как результат овладения ребенком общественными знаковыми системами, прежде всего, знаками языка. Леонтьев вносит в рассмотрение проблемы произвольности “деятельностную” окраску, рассматривая — уже не по аналогии, как Выготский, — орудия как средство формирования сознания.
С: Выходит, что эти палки, топоры и прочее есть средство формирования сознания человека? А.: Но что же есть орудие? Орудие есть предмет, посредством которого осуществляются трудовые действия, трудовые операции. С: Опять новое слово?
А.: Еще одна подструктура деятельности: операция — это способ осуществления какого-либо действия. Одно и то же действие может быть совершено различными способами, с использованием различных орудий и средств: например, ты можешь посчитать устно, на бумажке или с помощью компьютера. Действие — одно, но какие разные операции! Позже Леонтьев назовет соотносимую с операцией реальность “задачей”, то есть целью в определенных условиях. Естественно, что способы и средства, которыми человек достигает цели, также определяются развитием общества, его “производительных сил”, культуры, языка, “коллективными представлениями”, которые, хотя и есть результат работы множества индивидуальных сознаний, все же не сводятся к ним.
С: Ты все-таки не объяснил, как палки и прочие вещи могут служить развитию сознания. Коллективные представления — это понятно. Но палки, топоры и так далее - это же внешние орудия труда, это же не какие-нибудь логические фигуры…
Психологические различия между “орудием” и “средством” 525
А.: Уместное замечание. Но что значит: развитие сознания? Что значит: “коллективные представления”? Как они-то образовались? А они образовались как результат изначально практического, объективно-деятельностного отношения субъекта или субъектов деятельности к миру.
А.Н. Леонтьев: Употребление топора не только отвечает цели практического действия: оно вместе с тем объективно отражает свойства того предмета — предмета труда, на который направлено его действие. Удар топора подвергает безошибочному испытанию свойства того материала, из которого состоит данный предмет; этим осуществляется практический анализ и обобщение объективных свойств предметов… Таким образом, именно орудие является как бы носителем первой настоящей сознательной и разумной абстракции, первого настоящего сознательного и разумного обобщения [21, с. 285].
А.: Однако этот практический анализ и обобщение объективных свойств предметов внешнего мира, как говорит Леонтьев, происходит только при условии овладения этим орудием. А что значит овладеть орудием? Уметь использовать его “по назначению”, то есть овладеть общественно выработанным способом его употребления в процессе коллективного труда. Орудие есть “материализованная форма” существования определенного способа действия, операции.
И здесь отчетливо обнаруживается связь деятельност-ного подхода Леонтьева и культурно-исторического подхода Выготского. Развитие сознания ребенка в обществе происходит не только на речевой стадии благодаря усвоению системы “вербальных (языковых) значений”, но и на доре-чевых стадиях онтогенеза путем овладения общественно выработанными способами действия, “операциональными эталонами” и тому подобным — тем, что в работах последователей Леонтьева стало называться “операциональными значениями” (См. [23]). С: Как же доказать эти абстрактные рассуждения?
Психологические различия между “орудием” (у человека) и “средством” (у животных) А.: Одно из доказательств данного “абстрактного” положения было дано в интереснейшем исследовании “О психологическом различии орудия человека и вспомогательных
526 Диалог 11. В Деянии начало Бытия
средств у животных”, которое стало кандидатской диссертацией Петра Яковлевича
Гальперина, выполненной в середине 30-х годов.
П.Я. Гальперин: В подлинном … отношении субъекта и орудия на передний план выдвигается следующий вопрос: что представляет собой эта вещь — средство для того, кто за нее берется? Если для него это вещь, в которой не фиксирован способ действия, то естественно, что вещь получит логику такого действия от самого субъекта. Если же, напротив, это вещь, сделанная для определенной цели, требующая специальных способов употребления, то субъект, перед которым она выступает таким образом и который ради орудийных свойств к ней обращается, подчинится этим объективным требованиям, этой системе операций, фиксированных за орудием [24, с. 195].