Объект и предмет психологии в работах П.Я. Гальперина 599

ную психологию, писал: “Психология слишком долго стремилась не к знанию, а к переживанию; в данном примере она хотела лучше разделить с муравьями их зрительное переживание ощущения химических лучей, чем научно познать их зрение” [31, с. 352]. Субъективная психология, таким образом, не разделяла собственно переживание и научное познание; Рубинштейн подчеркивает ошибочность такого отождествления, говоря об опосредствованном научном познании психических явлений. Но что он понимает под “психическими явлениями”? Все те же “переживания”, которые необходимо изучать опосредствованно в различных системах объективных связей.

СЛ. Рубинштейн: Анализ любого психического явления показывает, что осознание — а значит, всякое, даже наивное, познание психических явлений — всегда предполагает раскрытие тех предметных связей, посредством которых психические переживания впервые выделяются из мистической туманности чистой непосредственности, лишенной всякой определенности и членораздельности, и определяются как объективные психологические факты… Встает задача — отличного от простого переживания — познания психического посредствомраскрытия тех объективных связей, которыми оно объективно определяется. Это и есть задача психологии. Психологическое познание — это опосредствованное познание психического черезраскрытие его существенных, объективных связей и опосредствовании [29, с. 34-35]. С: Какие же это объективные системы связей?

А.: Это, во-первых, деятельность субъекта, в которой, как ты помнишь, психика не только проявляется, но и формируется; во-вторых, это объективный мир, отражением которого психическое является. Еще раз: “Психическое переживается субъектом как непосредственная данность, но познается лишь опосредствованно — через отношение его к объективному миру” [29, с. 37]. В-третьих, это связь психики с мозгом, то есть психофизиологическая проблема, которую Рубинштейн решает так: “Психическая деятельность — это деятельность мозга, взаимодействующего с внешним миром, отвечающего на его воздействия…” [29, с. 33]. Правда, тут же Рубинштейн поправляется: “Мозг — только орган, служащий для осуществления взаимодействия с внешним миром организма, индивида, человека… Мозг — только орган психической деятельности, человек — ее субъект” [Там же].

Диалог 12. Величайшая из мировых загадок

И Гальперин, анализируя понимание Рубинштейном психической реальности, приходит к выводу, что под ней Рубинштейн понимает психические “переживания”, которые он призывает изучать “опосредствованно”, но которые, тем не менее, от этого не становятся чем-то иным, чем “внутреннее”. Таким образом, сохраняется все та же дихотомия: психическое есть переживание, “явления”, с одной стороны, и есть психическое как “физиологическая деятельность”, как деятельность мозга, с другой. Отсюда понятно, почему старая-старая психофизиологическая проблема решалась то в духе психофизического взаимодействия “субъективного” (психического) с объективным (физиологическим), то психическое прямо отождествлялось с физиологической деятельностью мозга. Гальперин предлагает иное понимание психической деятельности, принятие которого ведет к совершенно иному решению рассматриваемой нами психофизиологической проблемы. В одной из своих работ, опубликованной в 1977 году, Гальперин отмечает, что деятельностно ориентированные исследования в отечественной психологии позволили ему сделать ряд выводов: 1) психическую деятельность нельзя искать в самонаблюдении; 2) из явлений сознания самих по себе нельзя получить именно психическую деятельность, которая что-то делает, а не только переживается; 3) одним прибавлением “психических явлений” к организму нельзя получить ни субъекта, ни личности, ни такой “внешней” предметной деятельности, которая объективно нуждалась бы в психике (См. [26, с. 34]).

И Гальперин формулирует свое представление о психической деятельности: это не “явления” как таковые, а именно деятельность, но деятельность, не тождественная ни процессам высшей нервной деятельности, то есть отправлениям мозговой ткани, ни “внешней” предметной деятельности. Тем не менее, это реальная деятельность, которую можно и должно изучать объективно. С: Что же это за деятельность?

А.: Ориентировочная деятельность как особая форма предметной деятельности субъекта. С: Но разве не так определяли психику — как вид предметной деятельности — в школе Леонтьева?

А.: Действительно, анализ работ Леонтьева, который был проведен именно под этим углом зрения, показывает, что у него “предметно-практическая деятельность (деятельность

Объект и предмет психологии в работах П.Я. Гальперина 601

“внешняя”) и деятельность психическая (деятельность “внутренняя”) предстают не как две разные реальности, а как “раздвоение” единой деятельности, в результате которого возникают разные метаморфозы (формы) единого процесса духовно-практической деятельности человека. Иначе говоря, деятельность “внутренняя” отличается от “внешней”, но она не есть нечто другое; она есть та же самая “внешняя” деятельность, только обладающая рядом особых характеристик” [18, с. 27]. Мы с тобой уже приводили слова Леонтьева о необходимости введения в психологию таких единиц анализа, которые несут в себе психическое отражение в его неотторжимости от порождающих его и им опосредствуемых моментов человеческой деятельности (См. [32, с. 12-13]). Можно вспомнить и другие его слова.

А.Н. Леонтьев: Сознание человека …не аддитивно. Это не плоскость, даже не емкость, заполненная образами и процессами. Это и не связи отдельных его “единиц”, а внутреннее движение его образующих, включенное в общее движение деятельности, осуществляющей реальную жизнь индивида в обществе. Деятельность человека и составляет субстанцию его сознания [32, с. 157].

С: Прекрасно сказано: “деятельность — субстанция сознания”! Явно видна “деятельностная” природа сознания!

А.: Поэтому и представляется оправданным введение в психологию таких “деятельностных” единиц анализа, как “действие”, “операция”, “живоедвижение” (См. [33])… С: Разве отсюда не следует, что психическая деятельность понимается именно как особая деятельность, производная от внешне-практической?

А.: Анализ работ Леонтьева, проделанный Анной Павловной Стеценко специально в этом ключе, обнаружил, однако, что “то, как формулировались Леонтьевым соответствующие положения, подчас допускало их разные интерпретации… В результате на место предметности часто подставлялись классический образ сознания и система операций над ним” [18, с. 27]. С: Из чего это видно?

А.: Да вот хотя бы из того, что акцент в теории деятельности был сделан на связи между деятельностью и сознанием как если бы это были разные реальности (См. [Там же, с. 28]). Отсюда оказалось необходимым установить связь между структурой деятельности, с одной стороны, и структурой