Филипп стащил жену с сиденья и поволок вверх по осыпающимся ступеням.

Входная дверь была распахнута настежь. Внутри замок выглядел еще хуже, чем снаружи. Стайка напуганных птиц с шумом вылетела в лишенное стекол окно, и Филипп раздраженно взмахнул пистолетом.

Воспользовавшись моментом, Эвелин вырвалась из его рук и попыталась бежать, но он с легкостью поймал ее. За этим последовал удар по лицу, и Эвелин ощутила солоноватый привкус крови во рту.

— Я сделаю так, что Эленуар сможет потягаться по красоте и богатству с самим Версалем или Фонтенбло! — взревел Филипп, с силой припечатав Эвелин к стене. — Ты в этом сомневаешься? Я — граф Эленуар, потомок королей. Я не потерплю непослушания и насмешек. Особенно от тебя.

Филипп прижал Эвелин к стене еще сильнее и схватил ее за горло. Она закрыла глаза, изо всех сил превозмогая боль. Она не хотела поддаваться панике, не хотела кричать и показывать Филиппу собственную слабость. Ведь он наслаждался страданиями других людей.

Эвелин надела на себя маску безразличия, как поступала раньше, но теперь это не помогло. Филипп впился пальцами в ее подбородок так, что боль стала почти непереносимой. Глаза Эвелин наполнились слезами, и перекошенное от ненависти лицо Филиппа превратилось в расплывчатое пятно. Впившись ногтями в осыпавшуюся штукатурку, Эвелин молча терпела издевательства.

— Где знамя, Эвелин? — бесновался Филипп. — Что ты с ним сделала?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — ответила она.

Филипп принялся трясти ее так сильно, что Эвелин ударилась головой о стену, и у нее перед глазами замелькали черные точки.

— Я оставил его в своем доме. В доме, который ты у меня отняла. Это флаг, шелковый флаг. Очень древний. Он лежал в моей личной гардеробной.

— Я не знаю! — охнула Эвелин.

Неужели Филипп вознамерился ее убить? Она закрыла глаза, моля Бога дать ей сил, но Филипп снова сжал ее подбородок, заставляя смотреть на него. Его покрасневшие глаза горели яростью. Когда он в последний раз спал и ел? Жестокий, хладнокровный аристократ превратился в сумасшедшего, коим двигало отчаяние.

— Не знаешь? А где мои картины, моя одежда, мои книги? Тоже не знаешь, женушка?

— Продала, — ответила Эвелин, даже не попытавшись солгать.

Какой смысл? Она схватила Филиппа за руку, чувствуя, что скоро не сможет дышать.

— Ты не имела на это права! — прорычал он. — Ты моя жена!

Он оттолкнул Эвелин так неожиданно, что она не удержалась и упала на пол. Женщина поднесла руку к разбитому лицу. Оставленные пальцами и ногтями Филиппа раны причиняли ей нестерпимую боль. Но она лишь разожгла ее гнев, прогнав прочь страх.

— У меня не было выбора, Филипп. Ты не оставил мне денег, а правительство заморозило все твои активы.

— Почему? Что ты им сказала? Разве ты не защищала меня, не уверяла всех в моей невиновности?

Эвелин посмотрела на мужа.

— Меня ни о чем не спрашивали. Никто не сомневался в твоей виновности. За тобой охотятся даже французы. Они придут сюда, Филипп, найдут тебя и повесят.

Глаза безумца на мгновение вспыхнули радостью, когда он схватил жену за плечи и поднял ее с пола.

— Ты ничего не знаешь! Я — друг императора!

— И враг короля!

Эвелин никогда не осмеливалась дерзить мужу, возражать ему. Но раз уж он все равно собирается ее убить, она не станет молчать.

— Где знамя? — в отчаянии заорал Филипп. Он вновь ударил Эвелин по лицу, и удар звоном отозвался в ее голове. — Ты должна была его видеть! Оно шелковое с вышитыми ангелами, Эвелин.

Ангелы.

Она вспомнила, что на шали, которой накрыл ее Синджон, тоже были ангелы. Нет, этого не может быть… Она отвернулась, но было поздно. Филипп шумно выдохнул.

— A-а, тебе все же что-то известно.

Эвелин покачала головой, но Филипп продолжал:

— Этот мужчина с тобой… Радерфорд… кто он?

— Н-никто, — запинаясь, ответила Эвелин. — Лакей.

— Лакей! — передразнил ее Филипп. — Красивый, молодой, мужественный! Он совсем не похож на слугу. Кем он тебе приходится, а, женушка? Зачем ты приехала во Францию? Ты искала меня и привезла его с собой, чтобы он меня убил? — Филипп приблизил свое лицо к лицу Эвелин и снова прижал ее к стене всем своим телом. — Но я жив, Эвелин, и не собираюсь умирать.

Эвелин охватило отвращение.

— Отпусти меня! — выкрикнула она и оттолкнула от себя мужа, но тот лишь расхохотался.

— Ты моя жена, Эвелин! Моя собственность! И я буду делать то, что захочу! Твой лакей научил тебя чему-то новому? Я удивлен. Ты никогда не любила секс.

Он схватил Эвелин за грудь и больно сжал — грубая, отвратительная пародия на ласки Синджона. Эвелин ощутила, как из ее горла рвется крик. Она попыталась сопротивляться, но Филипп прижимал ее к стене, лишая возможности не только двигаться, но и дышать. Слезы обожгли ее глаза, а тело охватила слабость. Филипп плотоядно посмеивался на ухо Эвелин, а его восставшая плоть упиралась в ее бедро.