Исполнилось 40 лет, как юный Платов покинул родительский дом и отправился в Крымскую армию князя Василия Михайловича Долгорукова. Сколько из них он провел на Дону, трудно сказать. Но очень немного, от силы три-четыре или несколько больше. Все остальное время был в походах, гонялся за недобитыми бандами пугачевцев, воевал с турками, персами и французами, маялся в ссылке и в крепости, жил в Петербурге. Теперь вот мог посидеть за столом с женой и детьми, невестками и зятьями, местными и приезжими гостями, рассказывая «весьма любопытные» истории и анекдоты. Чаще говорил сам, «даже недоволен бывал, когда его перебивали».

В середине мая 1810 года Платова навестил давний знакомец по Петербургу Дмитрий Михайлович Волконский. Атаман угощал князя осетром, поразив его размерами рыбины — в полтора аршина. Обед с перерывом на сон продолжался два дня. Потом всех принимал Семен Иванович Курнаков. Матвей Иванович проводил гостя и его спутников в шлюпке до своей дачи, где, выпив на берегу реки и пожелав им счастливого пути, распрощался.

В середине сентября Матвей Иванович сообщил в Петербург, что получил облегчение от болезни и готовится к отъезду в столицу. В ноябре отправился в путь. В Москве, как всегда, остановился в доме некоего А. А. Кирьякова. Побывал в Оружейной палате, где вызвал живейший интерес многих людей, пришедших посмотреть на известного воина.

Весь 1811 год Матвей Иванович провел в Петербурге, вращаясь при дворе и занимаясь войсковыми делами. 15 января он впервые появился за столом в Зимнем дворце, переместившись в списке приглашенных с последних мест на одно из первых. Впереди него — лишь Софья Владимировна Строганова, Николай Петрович Румянцев и Петр Иванович Багратион. И во все последующие дни Платов обедов не пропускает.

В полдень 29 января высочайшая чета — Елизавета Алексеевна и Александр Павлович — вручала «вселюбезному Войску Донскому» знамя и грамоту «за оказанные заслуги в продолжении кампании 1807 года против французов». Вместе с атаманом «счастья» принять награду и «принести всеподданнейше благодарение» их величествам удостоились генерал-майоры Андриан Карпович Денисов и Василий Васильевич Орлов-Денисов, другие герои минувшей войны. Потом был обед, на который пригласили лишь «главного начальника» казаков Матвея Ивановича Платова.

24 февраля Матвей Иванович провожал в Гатчину вдовствующую императрицу Марию Федоровну. Следом за ней уехали все остальные члены царской семьи. В Петербурге остались лишь государь и государыня. Больших приемов не устраивали, но на обедах в узком кругу атаман в числе первых.

Однообразие великопостных обедов иногда сменялось событиями для атамана очень важными. В марте 1811 года прусский монарх подарил Матвею Ивановичу «отличной работы столовый сервиз с изображением королевского герба и всех блистательных подвигов Платова». Тронутый признательностью иноземного государя, атаман, по рассказу биографа, тот же час «поспешил в храм и, вспоминая, кем он был и кем стал, с умилением сердечным возблагодарил Бога, к нему единому относя и славу свою, и новую знатность».

М. И. Платов — Александру I,

апрель 1811 года:

«Государь, не скрою от Вашего Императорского Величества, коль мало заслужил я милостей короля, сколь много он меня соизволил осчастливить ими… Благовольте же, Государь, излить мне при получении сей милости его величеству всенародно и мою радость, и признательные чувствования; дозвольте мне на сем всемилостивейше пожалованном королевском сервизе угостить великих мужей государственных, министров двора Вашего и чужеземных государств. У Вашего Величества находятся послы всех наций — пускай донесут они своим государям, как верноподданные Ваши ликуют в благословенное, кроткое и мудрое царствование Ваше… дозволь нам выпить по бокалу и в довершение пиршества сего назначь мне, Государь, кого-либо из вельмож твоих хозяином оного».

Александр просьбу Платова уважил, назначил распорядителем государственного канцлера графа Николая Петровича Румянцева и определил дату «пиршества сего» — 26 апреля. На королевском сервизе угощались прусские дипломаты, российские министры, известные генералы и только что прибывший в Петербург французский посол герцог Арман Коленкур, приглашенный по настоянию царя. Матвей Иванович со всеми был подчеркнуто обходителен, «к каждому обращался с приветствиями».

Да, умел донской герой и славу свою подкрепить, и число завистников приумножить.

Генерал Коленкур встретил в России холодный прием. Немалая заслуга принадлежала в этом императрице-матери Марии Федоровне, объединившей всех влиятельных противников Франции. Естественно, Матвей Иванович знал о настроениях при дворе своей благодетельницы. Он всегда держал нос по ветру.

Коленкур, пытаясь преодолеть предубежденность русского общества, устраивал бесчисленные приемы, расходовал суммы, превышавшие его содержание, влезал в долги. Однажды к ужину по случаю получения портрета Наполеона, написанного в полный рост при всех императорских регалиях, он созвал весь свет петербургского общества. Среди приглашенных был и атаман Платов. Он приехал вместе с военным министром Барклаем де Толли. Когда они вошли в зал, где было выставлено творение парижского художника, Матвей Иванович нарочито громко изрек:

— Эким шутом изображен!

Михаил Богданович взглядом выразил свое недовольство, и атаман замолчал, не высказав до конца своих эмоций.

Отпущенное Платовым словцо тут же распространилось среди гостей. Некоторые подходили к нему и с усмешкой спрашивали:

— Матвей Иванович, так шутом и написан?

Атаман делал вид, что не понимает, о чем идет речь, просил объяснить.

Коленкур пожаловался Александру. И когда император стал пенять Платову за его бестактный поступок, Матвей Иванович откровенно сказал: