— Это Молчаливые горы. Карта пещер. Узнаешь?

— Да, — кивнул Шрам. — Мы там служили… с этими.

Он поглядел на дверь, и зубы его злобно оскалились.

— Тут две шахты заброшены, — сказал я. — Отправляйся туда и жди. Крысогоблин скоро узнает, что ты уехал из города.

— И?

— Он сам умелый обманщик и видит во всем обман. Решит, будто ты напал на след сбежавшего скарбника. И пошлет за тобой вдогонку этих двоих.

Лицо Шрама расплылось в довольной улыбке.

— А я ужо их там встречу, — ответил он.

— Залежи адамантия в Молчаливых горах лишают колдунью сил, — продолжал я. — Ведьма туда не сунется. Да и купец побоится.

— А с парой орочьих морд я запросто справлюсь, — кивнул наемник.

Его маленькие глаза прищурились.

— Тебе-то это зачем, чародей? А впрочем, не отвечай; в чужие дела не лезу, своих хватает.

Он снова пожал мне руку, бросил на стол серебряную монету, бедняге пришлось заплатить за бывших товарищей, затем зашагал к двери.

— Дело сделано, — негромко произнес я. — У купца Казантула и его поплечников будет чем заняться в ближайшие пару дней. А к тому времени мы решим, как помочь доброхоту-скарбнику.

Девушка подошла ко мне.

— Пора нам навестить черного колдуна, — сказал я. — Пусть расскажет, зачем он пытался разрушить город.

— Будете доедать? — спросил хозяин-трактирщик, кивая на миску с человеческим мясом. — Свежее! Только из мортуария.

— На этот раз воздержусь, — отозвался я.

«Лечебные травы» — вывеска была блеклой, маленькой, за полквартала не разглядеть.

Низкая латунная дверь оказалась запертой, и уже довольно давно, в кольцо-молоток понапихали с дюжину свитков от травников-собирателей.

«Продам мандрагору ДЕШЕВО», — прочитал я.

Другой пергамент гласил: «Увеличение ХВОСТА за три дня с гарантией».

Третий: «КРЕДИТЫ под залог ваших младенцев и внутренностей».

Я просмотрел остальные свитки.

— За один день столько не соберется, — заметил я. — Думаю, колдуна здесь нет. Он знал, что его будут искать.

Окна были затянуты плотными камышовыми занавесками, не позволявшими заглянуть внутрь.

Я вытащил отмычки.

Вместо замочной скважины нахохлился латунный паук, глядя на меня восемью злобными глазами.

— В ухо себе засунь свои железячки, — ехидно проскрипел он. — И поверти, авось мозги заработают.

Мимо прошли два гнома, видимо, конторские клерки, пятна чернил на вытертых сюртуках, за ухом у каждого перо молодого феникса.

— Да я тебе говорю, вот такие градины! — гудел первый, показывая на пальцах.

— А ты хоть помнишь, сколько медовухи мы выпили? — добродушно посмеивался второй. — Тебя небось супружница твоя лупила поварешкой по темечку, а ты и решил, что это град.

Мы с девушкой отошли чуть в сторону от двери, делая вид, что вовсе не собирались ее взломать.

— Какая странная вывеска, — заметила моя спутница. — Слайм сказал, что Духарий — черный колдун. А как его клиенты могли об этом узнать?

— Подумай о том, что приводит тебя в бешенство, — сказал я.

— Чего? — удивилась девушка.

Потом закрыла глаза и что-то пробормотала.

Я сменил видение.

Блеклые буквы дрогнули, загорелись, и над латунной дверью появилась совершенно другая надпись: «Черное колдовство. Проклятия. Некромантия».

— Это видят лишь те, кто сильно ненавидит кого-то, настолько, что готовы нанять зломага, — пояснил я.

— А если увидят стражники? — спросила Оксана. — Здесь же запрещено алокнижье.

— Для того чтобы прочитать эту надпись, надо еще испытывать глубокое презрение к власти и имперским законам; иные клиенты зломагу и не нужны.

Гномы свернули за угол, в переулке больше никого не было. Я потянулся за своими отмычками, с бонусом +7 ко взлому замков. Не то чтобы мне очень нужны эти поддавки, просто не хотел рисковать.

— Готово, — сказала девушка.

Она вышибла дверь одним ударом колена.

Латунный паук зашипел и съежился. Без разбега Оксана метнулась вперед, в лавчонку, перескочила ведущие вниз ступени и ловко приземлилась на аптекарской стойке.

Сорвав черный кнут с пояса, девушка стегнула им пол и лестницу. Алые пятна, словно свежая кровь, сразу же растеклись по доскам, отмечая места, где была магическая ловушка.

Серые тени, наполовину прозрачные, поднялись с тихим воем и в бессильной ярости уставились на меня.