— Слишком поздно, сеньор. Все, о чем я прошу, — это разрешение улететь вместе с вами.

— Как же ты импульсивна, — вздохнул он, — и как с тобой трудно! Ты немного напоминаешь мне Николаса, каким он был когда-то: практически невозможно узнать, что же у тебя на уме. Если ты будешь настаивать на своем, то причинишь боль очень многим людям. Ты это поняла?

И, прежде чем она ответила, он добавил:

— Но это далеко не самое важное. У тебя никогда бы не возникло этого внезапного непреоборимого желания избавиться от всего португальского, если бы не произошла какая-то катастрофа! Я вижу, что ты очень несчастна. Должен предупредить тебя, что я уже послал за Николасом. Если не ошибаюсь, это подъезжает его машина.

— Я переговорю с ним позже, — сказала Клэр и быстрым шагом прошла между пальмами в глубину сада.

Странно, но что заставляет людей все еще на что-то надеяться, в то время как каждый новый факт, каждое зернышко здравого смысла неумолимо свидетельствуют об обратном? Неужели она и на самом деле возомнила, что мужчина с опытом Мануэля, с таким положением, сильным и властным характером вдруг окажется влюбленным в Клэр Уиндхем, которая не может со своей стороны похвалиться ничем, кроме прирожденной честности и довольно заурядной милой внешности?

Рассуждая таким образом, Клэр в отчаянии спустилась к прибрежным скалам.

Клэр услышала, что Николас окликает ее по имени, и с благодарностью отметила, что он был один. Они встретились на мягкой травяной площадке в десяти метрах от берега, и она сразу же сказала ему:

— Тебе не стоило сюда приходить. Подобного рода спуски и подъемы очень утомительны.

— У меня не было иного выбора. Ты превращаешь все мои будущие взаимоотношения в весьма сложные и неустойчивые! Почему, Клэр?..

Голос его прервался, а все лицо исказилось от волнения.

— Моя дорогая девочка, ты выглядишь так, словно мощный поток смыл с тебя все цвета и оттенки. Что с тобой стряслось?

Превратившись в комок нервов, она отвечала срывающимся голосом:

— Ради Бога, оставь меня в покое. Я отказываюсь что-либо объяснять. Разве это так трудно — потерпеть мое присутствие в одном самолете каких-нибудь два часа? Пусть откровенно скажут, согласны они или нет!

— Ну ладно, пошли, — сказал Николас спокойно. — Нет никакой нужды доводить себя до такого состояния. Они очень переживают. Они готовы сделать все, чтобы тебе было лучше, просто не знают, каким образом пересадить тебя на лондонские линии. Я тоже пока не знаю. Откровенно говоря, я не намерен разрешать тебе уехать отсюда.

— Ну что же, значит, все остается по-прежнему, не так ли?

— До тех пор, пока я не смогу заказать билет на рейсовый самолет. Кажется, все таким образом и обстоит, — сказал он мрачно. — И все-таки мне хотелось бы прояснить странные вещи. Потому что я сталкиваюсь с фактами, в которых не вижу смысла. Ты ни разу не упомянула мне обо всем этом, и вдруг сразу, в одночасье, ты на грани предела. По-моему, у меня есть право знать, в чем дело, Клэр.

Его руки ласково прижали ее к себе.

— Ну давай, Клэр, рассказывай. Ну что ты как натянутая струна? У тебя есть три человека, которые страшно за тебя переживают и хотят, чтобы ты всегда оставалась рядом с ними. Ты, разумеется, со временем сможешь возвратиться в Англию, но зачем такая спешка? — Со смехом он продолжал: — Кто-нибудь другой заподозрил бы какого-нибудь мужчину на побережье — хитрого злодея или красивого недоступного героя. Но я не вижу никаких злодеев и совсем не могу представить тебя жертвой безответной любви...

Николас замолчал, увидев, как она вся сжалась и помертвела. Затем он перевел дыхание и опустил свою руку, которая держала Клэр так, что ее волосы были рядом с его ртом.

— Я попал в точку? — сказал он почти неслышно. — Это Мануэль?

Ее молчание было ответом на его вопрос.

Он стоял некоторое время задумавшись, а потом заговорил, стараясь быть спокойным, почти беспристрастным:

— Прости меня, Клэр. Я бы давно догадался, если бы не был поглощен самим собой. Скажу Инез и ее отцу, что не смог переубедить тебя. Все остальное беру на себя.

Она подняла на него зеленые с коричневым оттенком глаза, затуманенные печалью.

— Я смогу улететь с ними сегодня?

— Думаю, что да. Я займусь этим немедленно. Если ты передашь мне свой паспорт, я тотчас же поеду к таможенному чиновнику. Но поскольку самолет принадлежит графу, вероятно, придется согласовать этот вопрос с Мануэлем.

— Ни в коем случае не дай ему этого сделать!

— Положись на меня. Я знаю этого человека достаточно хорошо.

Бледная, без единой слезинки, она стояла напротив него.