Клосс Борис Михайлович
Шрифт:
Зато правительственная канцелярия чутко отреагировала на изменение внешнеполитической обстановки и уже в начале 1452 г. разработала представление о верховном правителе государства как «самодержце всея Руси». Впервые такой титул прозвучал в устах великокняжеского дьяка Степана Бородатого и записан в документе хотя и частного происхождения, но предназначенном для читателя все еще мятежного Новгорода. Имею в виду приписку, помещенную в хронографическом сборнике РГБ, ф. 98, № 863, на л. 347 об., и венчающую часть, состоящую из хроник Кедрина и Амартола:
«В лто 6900 и шестьдесятное написаны быша сиа книги въ преименитом град Москве при державе благовернаго и благочестиваго великаго князя Василиа Васильевича Володимерьскаго и Новогородскаго и всея Руси самодержца и при сыну его великом князи Иван Васильевиче всея Руси и при пресвященомъ архиепископ Ион Киевъском и всея Руси, а замышлениемъ великого князя диаком Степаном Никифоровичем. И посланы быша от него въ Великии Новъгород къ архиепископлю Великаго Новагорода Еуфимиа казначею старцю Феодору сердечнаго его ради еже о сеи книз желаниа и любви. А початы быша писати книги сиа мсяца генуария въ 8 день, а кончаны быша мсяца марта въ 25 день, на Благовещение Пресвятыя Владычица нашиа Богородица Приснодвы Мариа».
§ 3. Православное великое самодержавство
Наиболее яркие памятники идеологии формирующегося Русского государства были созданы во второй половине XV в., уже после падения Византийской империи. Самым значительным из них является «Слово избранно от святых писаний еже на латыню», изданное А. Н. Поповым по Успенскому списку Великих Миней Четьих за июль (ГИМ, Син., № 996) [241] . Этот, по выражению А. С. Павлова, «памятник величайшей важности в истории нашей древней церковно–политической литературы» [242] не получил еще должной оценки в историографии, не установлено его авторство, не выяснено до конца его соотношение с другими произведениями, содержащими сходные тексты. Таких произведений еще два: статья 1437 г. Московского свода 1479 г. и статья Свода 1518 г. (Софийская II и Львовская летописи) под 1438 г. По поводу взаимоотношений «Слова на латыню» с летописными статьями высказано много мнений, но итог подведен в недавней работе Н. В. Синицыной: «Слово на латыню» и перечисленные летописные статьи восходят к общему протографу (созданному в 1458—1460 гг.), при этом основными видами являются статья Софийской II — Львовской и «Слово на латыню», статья же Московского свода признана разновидностью основных вариантов [243] .
241
П опов А. Н. Историко–литературный обзор древнерусских полемических сочинений против латинян (XI—XV вв.). М., 1875. С. 360—395 (в дальнейшем при цитировании памятника указываем страницы данного издания). О других списках произведения см.: Белякова Е. В. Учреждение автокефалии русской церкви в политической мысли XV—XVI веков Римско–константинопольское наследие на Руси: Идея власти и политическая практика. М., 1995. С. 290.
242
Отчет о девятнадцатом присуждении наград графа Уварова. С. 292.
243
Синицына Н. В. Третий Рим: Истоки и эволюция русской средневековой концепции (XV—XVI вв.). М., 1998. С. 100—108.
Представляется, что неопределенность в выводах о взаимоотношении указанных трех памятников проистекает из непонимания авторского замысла «Слова на латыню». Предварительная датировка «Слова» такова: оно написано не ранее 3 мая 1461 г. (поскольку в нем упоминается поставление митрополита Феодосия) [244] и не позже 27 марта 1462 г. (когда умер Василий II, к которому автор Слова обращается как к еще живому). Более точная датировка зависит от установления автора произведения, о чем скажем ниже.
244
См. Сокращенные своды XV века под 6969 г. (ПСРЛ. Т. 27. М.; Л., 1962).
А. С. Павлов предположил, что автором «Слова на латыню» являлся Пахомий Серб [245] . Основанием для такой «догадки» оказываются следующие признаки. Прежде всего, бросается в глаза постоянное употребление титула «царь» при имени великого князя Василия Васильевича (365, 372, 377, 379, 380, 381, 382, 384, 392, 393, 395). Конечно, как мы видели, «царем» именовали великого князя и другие авторы. Но справедливости ради следует заметить, что Пахомий употреблял слово «царь» чаще других [246] . Обратим внимание на форму «великий царь» (365, 380) — она встречается только у Пахомия [247] . Кроме того, А. С. Павлов уловил наличие сербизмов в тексте «Слова»: «поклечит, приклекнет, клечит» (365, 371, 374) вместо «поклячит, приклякнет, клячит», «бегу ется» (378) вместо «бегу ятся»; обращает на себя внимание употребление слов, не свойственных, по утверждению Павлова, тогдашней русской литературной речи: «жаки» (365), «скрина» (371), «Костянтинополь, Костянтинопольский» (364, 373, 375, 385, 386, 387, 389), — правда, я не встретил этих слов и в сочинениях самого Пахомия.
245
Отчет о девятнадцатом присуждении наград графа Уварова. С. 286—288.
246
Ср. в Третьей редакции Жития Сергия Радонежского: Клосс Б. М. Избранные труды. Т. I. С. 403, 404, 437, 438.
247
Там же. С. 404 (два раза).
Но зато имеем возможность дополнить наблюдения А. С. Павлова новыми данными (анализируем тот слой лексики «Слова», который отделяется от его источников: Повести Симеона Суздальца, «Повести о латынех, како отлучишася от грек», Послания митрополита Ионы 1460 г. православным литовским епископам). Именование великого князя «великодержавным» — типичная черта «Слова на латыню» (363, 372, 379, 380, 382, 392, 395), но она свойственна только (!) Пахомию [248] . Его вариант — «великый державный» (377) — опять же встречается лишь у Пахомия [249] . Сочетание «великодержавный Рускый царь» имеется как в «Слове» (377), так и в Пахомиевской редакции Жития Сергия Радонежского [250] . Русь в Слове называется «богопросвещенной землей Русской» (360, 394), в Житии Сергия — «новопросвещенной великой землей Русской» [251] . В «Слове» злодеяния Исидора комментируются цитатой из Псалтыри: «еже ровъ изры и ископа, въпадеся въ яму, ю же створи, и обратися болзнь его на главу его и на верхъ его неправда снидетъ» (383); рассказывая об Исидоре в Житии Сергия, Пахомий обращается к тому же тексту: «поне же зачят болезнь и роди безаконие, ров изры и ископа и впадеся в ню, ю же сътвори» [252] . Наконец, следует обратить внимание на употребление автором «Слова» любопытного сравнения — «на всю подсолнечную» (380), но оно характерно и для Пахомия: «многы велики светилницы въсиавша, яко же бы рещи, всю подсолнечную просвещающи» [253] .
248
Там же. С. 407, 411, 424, 437.
249
Там же. С. 407, 423, 427.
250
Там же. С. 437.
251
Там же.
252
Там же.
253
Там же. С. 378.
Теперь «догадка» о Пахомии Сербе как авторе «Слова на латыню» приобретает черты полноценной уверенности. Но в таком случае возможно уточнение даты создания «Слова»: поскольку повелением «самодержца» Василия Васильевича и благословением митрополита Феодосия (следовательно, в тот же узкий отрезок второй половины 1461 — начала 1462 г.) Пахомий отправился в Кирилло–Белозерский монастырь составлять житие святого игумена Кирилла [254] , то «Слово на латыню» он должен был написать во второй половине 1461 г. По аналогии с тем, что Житие Кирилла Белозерского было составлено Пахомием по официальному заказу, можно сделать вывод, что и «Слово на латыню» было написано по заказу официальных властей — великого князя Василия Васильевича и митрополита Феодосия (вспомним, что до этого, в 1459 г., также по официальному заказу — по повелению великого князя Василия II и благословению митрополита Ионы — Пахомий создал новую редакцию Жития московского митрополита Алексия).
254
Преподобные Кирилл, Ферапонт и Мартиниан Белозерские. СПб., 1993. С. 54, 162.
Выявление стилистической структуры «Слова на латыню» позволяет определить взаимоотношение памятника с Московским сводом 1479 г. и со Сводом 1518 г. В Московский свод включена та часть «Слова», в которой повествуется о событиях, связанных с Флорентийским собором, — причем сокращены значительные фрагменты текста. Легко убедиться, что в части, общей с Московским сводом и «Словом на латыню», остались неизменными те своеобразные черты, которые мы отметили выше при анализе «Слова» в целом: сербское написание некоторых выражений, присутствие редких слов, не свойственных русскому литературному языку того времени, наконец, вся стилистическая система, характерная для творчества Пахомия Логофета. Но в тех фрагментах, которые не попали в текст Московского свода (присоединяем сюда и всю вторую часть «Слова»), наличествуют те же признаки — отсюда следует неизбежный вывод: именно «Слово на латыню» послужило источником годовой статьи Московского свода 1479 г.