– Все мы таковы, – проворчал Шавельский. – В институте шесть лет марксизм-ленинизм изучали, такая галиматья – вспомнить страшно. Вы его не застали уже?

– Нет.

– Ваше счастье! Мне красный диплом (то есть диплом с отличием) испортили сволочи четверкой по научному коммунизму. Представляете? Шесть лет грызть гранит науки, сдавать все исключительно на «отлично», чтобы на самом последнем экзамене получить «хорошо»! И ладно бы на обычном экзамене, с одной «четверкой» красный диплом выдавали, но это же был госэкзамен! Сдавался не одному преподу, а целой комиссии …удаков! С «четверкой» по госэкзамену о «красном» дипломе можно было забыть навсегда.

– Сволочи! – посочувствовал Данилов.

– Еще какие. Я ответил на свой билет полностью, а они стали задавать дополнительные вопросы до тех пор, пока я не засыпался, ошибившись с номером какого-то судьбоносного съезда КПСС, будь он трижды проклят!

Шавельский помолчал, вспоминая, потом улыбнулся.

– А все-таки хорошее время было, радостное. Одно слово – молодость. Сдали мы последний экзамен и сразу же рванули праздновать окончание института в Измайловский парк. Отоварились по полной в гастрономе на Щербаковской – в двадцатом доме, где жил мой однокурсник Славик Волобуев, был знатный гастроном, – и пошли в лес. Лето, солнышко, птицы поют… Красота…

– Подлетаем! Скоро посадка! – объявил Сошников. – Напоминаю…

Его уже никто не слушал, только делали вид.

– Главное, чтобы встретили организованно, – сказал Шавельский, когда очередная песнь Сошникова закончилась. – А то знаю я…

Его опасения не оправдались: встречающие ждали борт МЧС на летном поле. Коротко побеседовав с местными, Сошников сказал, что уже найдено тридцать пострадавших, семеро из которых находятся в крайне тяжелом состоянии, и разогнал своих подчиненных по клиникам Новошахтерска. Маршрут у всех был простым, по 1–2 стационара на группу. Сам Сошников сел в чей-то начальственный джип с мигалкой и уехал в штаб по ликвидации последствий.

Данилову и Таболину досталась городская больница номер один и персональное транспортное средство – черная «Волга ГАЗ-3110». Скуластый водитель по имени Ренат оказался говоруном.

За какие-то двадцать минут езды (гнал он нещадно, врубив мигалку на крыше и сильно сигналя) на Данилова с Таболиным обрушился обильный поток информации, из которого удалось запомнить очень немногое. Ренат работал водителем заместителя начальника местной конторы МЧС, у него трое детей, два мальчика и девочка, названная Эвитой против воли обоих бабушек, каждая из которых ожидала, что внучку назовут в ее честь, что этот взрыв на шахте не чета предыдущим, что происходили на памяти Рената, тряхнуло так, что за пятьдесят километров было слышно, что первая городская больница, конечно, исторически самая крутая и профессоров там немерено, но двадцать седьмая даст ей сто очков вперед, потому она новая и оборудование там самое современное.

В «исторически самой крутой» больнице сразу же начались напряги. У входа столичных гостей встретила толпа народа, в которой выделялись главный врач, его заместитель по хирургии и два профессора местного института усовершенствования врачей – травматолог и нейрохирург.

– Александр Геннадьевич…

– Василий Васильевич…

– Юрий Иванович…

– Людвиг Робертович, – главный врач демократично представился последним.

Его имя-отчество запало в память Данилову сразу: не каждый же день встречаются в России Людвиги, да еще Робертовичи, – а остальных запоминать не стал. Все равно сразу всех не запомнишь, а если перепутать местами имя и отчество или еще как-то ошибиться, и обидеть можно. К тому же у каждого на груди красовался бэйджик с должностью, фамилией, именем и отчеством, только у главного врача его не было. Оно и верно: начальство надо знать в лицо, главный врач один на больницу.

– У нас на данный момент лежит девять человек, – сообщил главный врач. – Люди продолжают поступать. Мы работаем в режиме чрезвычайной ситуации, развернули пятнадцать дополнительных коек в реанимационном отделении, десять коек в…

– Давайте начнем обход, Людвиг Робертович, – попросил Данилов. – Время дорого.

– Да-да, конечно, – закивал главный врач. – Прошу. Вот халаты для вас…

Халаты для гостей явно приготовили заранее и, чтобы ненароком не ошибиться в заочном подборе, взяли самые большие размеры. Даже с подвернутыми рукавами они смотрелись на Данилове и Таболине малость комично, как клоунские балахоны. «Ничего, – подумал Данилов. – Главное, что не малы».

– В целях экономии времени мы провели предварительную сортировку пострадавших, – сказал главный врач, ведя гостей по переходу между зданиями, – отобрали четырех человек из девяти, которых рекомендуем к переводу.

– Спасибо, – поблагодарил Данилов, – но вы напрасно беспокоились. Мы намерены посмотреть всех пострадавших, прежде чем примем решение.

– А вы, простите, кто по специальности? – спросил профессор-травматолог.

– Анестезиолог-реаниматолог, – ответил Данилов.

– И вы считаете себя полностью компетентным в вопросах травматологии или, скажем, нейрохирургии? – усомнился профессор. – Настолько, что не хотите учитывать мнение своих коллег, которые посвятили всю жизнь…

Разговор шел на ходу, но для того, чтобы его лучше поняли, Данилов решил остановиться. Время дорого, но лучше потратить в самом начале минуту-другую на расстановку фигур, чем потом терять часы в ненужных пререканиях.

– Мы учитываем мнение коллег, Василий Васильевич, – сказал Данилов, глядя прямо в сузившиеся от недружелюбия глаза собеседника. – Мы будем признательны за информацию, которую вы дадите нам во время обхода. Но мы смотрим всех, а не избранных, и решение принимаем тоже мы. Вдвоем.